Иван посмотрел на Барсукова, наливая себе чай и смоля самокруткой.

– Есть у меня два ружьишка с патронами. А ты с какой целью интересуешься? – Дмитрий вопросительно посмотрел на Шапкина.

– Ружья нам пригодятся в тайге. Где утку подстрелить, где покрупнее дичь, а где и от медведя защититься, – Шапкин на вопрос Барсукова.

– Я бы и так бы взял ружья. Можно было и не спрашивать. Как в тайге без ружья? Это тоже самое, что идти на рыбалку без всего, – обиделся Дмитрий.

– Ладно, не обижайся на меня, лучше наливай чай, пока он горячий, – Шапкин плюнул на ладонь, затушил самокрутку об слюну, и бросил окурок в печку. – Скоро начнут собираться мужики, нужно их встретить. Ты побудь один, а я пойду на крыльцо их встречу.

Иван Фёдорович вышел на улицу, и закрыл за собой дверь. Барсуков остался один в комнате. Он думал о предстоящей поездке на просторы тайги, думал, как отреагируют мужики на то, что большинству из них придётся продать скот. У него раскалывалась голова от этих мыслей. Он думал обо всём. Иногда ему казалось, что это происходит не с ним. Получится ли убежать от «красных» и «белых». Убежать так, чтобы не нашли ни те, ни другие. Нужно рассчитывать только на себя и тех, кто пойдёт с ними в тайгу. Мысли его прервались, когда в дом вошёл Совин.

– Приветствую тебя, Митрофан Петрович, – Дмитрий встал со стула и протянул руку для приветствия.

– Привет, привет, Дмитрий Матвеевич! Рад тебя видеть. Как у тебя дела? – Совин пожал, протянутую руку, и потирая ладоши, прошёл к печке. – Что, Иван Фёдорович тоже замёрз, если печь топится? – спросил он.

– Наверное. Какие у меня дела могут быть осенью? Хожу с ружьишком рядом с посёлком, иногда постреливаю, вот и все дела, – сразу на два вопроса ответил Барсуков.

– Ружьё, это хорошо. Я больше рыбалку люблю. Ловлю на удочку, ставлю «мордушку», когда есть напарник, то заводим бредень. В общем, всегда с рыбой, – сказал Совин.

– О, Митрофан Петрович! Ты уже здесь? – открывая дверь в избу, воскликнул Рукосуев-старший.

Они с братом, находились постоянно вместе. У них даже дома стояли рядом.

– А мы к тебе заходили. Нам сказали, что ты ушёл, – произнёс младший брат.

– Я сюда в припрыжку бежал, – шутя и улыбаясь, ответил Совин.

Он отошёл от печки, налил себе чаю и сел к столу.

– Так, мужики уже собираются. Подождём ещё Орлова и начнём. Наливайте чай, проходите к столу, – сказал, вошедший Иван Фёдорович. – Я сейчас приду, – с этими словами, он снова вышел.

На крыльце Иван столкнулся с Орловым.

– Привет! Проходи, раздевайся, наливай чаю, если хочешь, а я сейчас, – он пожал Орлову руку, и торопливо спустился с крыльца.

Шапкин появился минут через пять, и не один.

– Знакомьтесь, кто не знает: это мой сын Степан, – рядом с ним стоял подросток лет пятнадцати. – Пусть он послушает, о чём мы будем говорить. Он уже взрослый, всё понимает.

– Стёпка, садись с нами, – крикнул Смирнов.

– Садись на лавку, слушай и запоминай, о чём будут говорить, – наставлял Иван сына.

– Мотай на ус, – заулыбался Совин.

Степан сел на лавку у окна, чтобы никому не мешать, и приготовился слушать, о чём будут говорить взрослые.

– Вроде бы, все собрались, – Шапкин окинул взглядом собравшихся. – Тогда я начну.

В комнате стоял дым, многие курили. Иван ещё раз посмотрел на мужиков, начал говорить:

– На новом месте будет не тяжело, а очень, очень тяжело. Я говорю о жилье. Первый год, придётся жить в землянке. Ещё не поздно отказаться от этой затеи. Я имею в виду тех, кто боится трудностей, —

в избе было тихо. Никто не высказался против. Это радовало Шапкина.

– Пётр Митрофанович, у тебя есть корова? – поинтересовался он у, ближайшего к нему, Недогляда.