Примерно, через неделю, зашёл к Ивану Барсуков:

– Ты, Иван Фёдорович, новость слышал? Колчака «красные» расстреляли, не дожидаясь ответа, выпалил он.

– Матвеич, ты откуда это узнал? – спросил Шапкин. – Сорока на хвосте принесла? – продолжил он.

– Мы на этой неделе, были в Енисейске, задержались на трое суток – у каждого свои дела. В день перед отъездом, народ на каждом углу стал говорить о казни Колчака. Сам понимаешь – дыма без огня не бывает, – объяснил Барсуков.

– Мне, в общем-то, без разности, кто кого застрелил, но эта новость – так новость. Сам-то, что об этом думаешь? – спросил Иван.

– Моё дело маленькое-что мне думать? «Красные» контролируют ситуацию, скорее всего, будет их верх. Таково моё мнение, – выразил свою точку зрения Дмитрий Матвеевич.

– «Белые, красные» – один чёрт, те и другие лютуют, но к сведению, что Колчака расстреляли – приму, – решил Шапкин. – Что, ещё нового? – спросил он у Барсукова.

– Да, в общем-то, ни чего, – ответил тот.

– Может, чайку попьёшь, горяченького? – поинтересовался Шапкин.

– Нет, спасибо, побегу, – отказался Дмитрий Матвеевич, – Я, и заходил к тебе, чтобы сказать про Колчака, – продолжил Барсуков.

– Деньги, с толком потратил? – спросил Иван Фёдорович у Дмитрия.

– Обижаешь, Иван Фёдорович, конечно, с толком. Купил много патронов, семена, лопаты, тяпки и всякую мелочь, – отчитался перед Шапкиным Барсуков.

– Молодец! – похвалил его Иван.

– Я пойду, – Дмитрий Матвеевич направился к двери.

– До встречи, – крикнул, уходящему Барсукову, Иван Фёдорович.

– Пока, – попрощался Дмитрий и вышел на улицу.

Стояло начало февраля. Числа с двадцатого января, стояли трескучие морозы. Воздух над Ангарой был пропитан туманом. Солнце светило, но оно светило вверху, над туманом. Его лучи не доходили до земли, поэтому, в посёлке было сумрачно. Люди старались, лишний раз не выходить на улицу, а, уж если выходили, то ненадолго, и согревались потом в домах, где было тепло и уютно. Формально, Лавка у Шапкиных была открыта, но покупателей не было. Степан днями сидел на лавке и дремал, скрестив руки на груди. В любой момент он мог и подать товар посетителям. Женщины варили, стряпали, занимались уборкой по дому. Иван, что-то писал на листках, подсчитывал, не говоря ни слова присутствующим. Совин ходил за дровами для печки, следил, чтобы в доме было тепло. Шапкин, иногда вставал размяться, выходил в Лавку, перекидывался парой фраз с сыном, и снова садился за стол к своим записям. Петрович приносил воду для самовара, а также, женщинам, когда те мыли посуду. Он суетился, выполняя поручения Дарьи. После работы, Совин с чувством выполненного долга, садился за стол и пил горячий чай.

На конец, Иван Фёдорович отложил в сторону свои записи и предложил жене:

– Даша, принеси своего варенья, а я поставлю самовар.

– Сейчас принесу, – ответила она мужу. – Митрофан Петрович, поможете мне? – спросила Дарья Митрофана.

– Конечно помогу, какой разговор, – ответил он ей и встал из-за стола.

– Что, на улице мороз? – поинтересовался Иван у Петровича, когда тот поставил банку с вареньем на стол.

– Да, очень холодно, – утвердительно ответил Совин и сел поближе к печке.

Вечером, на собрание, пришли все. Шапкин, ещё раз, спросил про успехи, и назвал дату отъезда.

– Если всё будет хорошо, то поедем вечером первого марта, – произнёс он.

– Быстрее бы, – не сговариваясь, сказали Орлов и Недогляд. – Уже, не терпится, – добавил Орлов.

– Всему своё время. Какие-нибудь, вопросы имеются? – после короткой паузы, спросил Иван.

Наступила тишина, было слышно, как потрескивают дрова в печке. Вопросов не было.