Нет, даже руководствуясь самыми лучшими намерениями, невозможно продолжить вот так, сразу. Слишком резкий переход. Должно пройти некоторое время, хотя бы несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку. И только тогда можно приступить к разбору человеческих судеб, одной за другой, здесь и там, строчка за строчкой.

А пока еще несколько слов о старике Симоновиче, который как раз только что вышел и направился за ту часть здания, где находился кинозал, в бывший внутренний дворик отеля «Югославия», а позже – летнюю веранду «Сутьески». Жил он совсем близко от места работы: тридцать шагов под крышей веранды, и вот уже всегда лишь прикрытая железная дверь, потом еще шагов десять вправо, где к задней части кинозала был пристроен его дом. Официально – кладовка для метел, щеток и всякого расходного материала. Неофициально – временное решение квартирного вопроса для Симоновича. Пространство, площадь которого была результатом математической операции умножения неполных двух метров ширины на почти четыре метра длины. Правда, слова «результат» и «математическая операция» в данном случае звучат слишком громко. Симонович никогда не забудет тот день: 1 сентября 1939 года, когда его приняли на работу билетером, ключ от кладовки ему из рук в руки передал лично арендатор большого зала отеля для танцев и концертов, основатель и владелец меньшей доли в фирме «Урания», одновременно управляющий и заведующий репертуаром, а при этом и руководитель технической части и советник всех вышеперечисленных должностных лиц, плюс ко всему киномеханик и настоящий господин – Руди Прохаска. Он сказал:

– Что, парень, подходит? Знаю, тесно, но зато квартплату платить не надо, можешь пользоваться, пока не найдешь что-нибудь получше.

Однако Симонович никогда ничего получше не нашел. Грянула Вторая мировая война, правительство эмигрировало, начались расстрелы в отместку за сопротивление, потом бессмысленные англо-американские бомбежки, потом пришло освобождение и опять расстрелы, тоже в отместку за сопротивление, «Урания» стала общенародной собственностью, то есть общественным предприятием по прокату кинофильмов «Сутьеска», и все это время Симонович продолжал жить в своей квартире-кладовке.

Он не жаловался. У него была дверь. Было окно. Правда, очень маленькое и почти под потолком, ему приходилось подпрыгивать, когда он хотел глянуть в него. Было место, чтобы подвесить гамак, в котором он спал. Была печка по прозвищу «королева печей». И к ней труба со всеми коленами. Со временем всего скопилось даже слишком много – топор, нож, табуретка, та, которая табуретка, вторая табуретка, та, которая столик, электроплитка, кастрюлька, ложка, вилка, глубокая тарелка, и, представьте себе, – еще и мелкая… а носков, белья, рубашек, этого было сколько хочешь, он «роскошествовал», по пять дней мог ничего не стирать… Слава богу, из одежды ему ничего больше и не требовалось. Тем более что с самого начала у него была униформа.

Руди Прохаска уже осенью 1939 года за счет фирмы «Урания» заказал для молодого Симоновича брюки и пиджак. Кроил их лупоглазый Красин, лучший портной города. Вышеупомянутый Красин, когда Прохаска показал ему фотографию элегантно одетого кинобилетера во французском журнале Tout-Cinéma, выкатил глаза еще больше. И сказал:

– Нет проблем, господин Руди. Будет точно так, как здесь, вот только в покрое разберусь!

После чего некоторое время так страшно хлопал глазами, что было страшно, сможет ли он когда-нибудь остановиться, однако, оценив профессиональным взглядом, что необходимо для пошива, в журнал он больше не заглядывал. Костюм получился точно таким, как на иллюстрации. Включая красные нашивки на рукавах и брючные лампасы. Плюс к этому – плащ-накидка с медными пуговицами! Плюс к плюсу – фуражка, отделанная золотым шнуром!