Постой, так ты и есть моя душа?
Не совсем. Я – твой двойник, но до определённого времени у каждой из нас своя душа. Извини, мои силы заканчиваются. Мы ещё встретимся. Только не уезжай, пожалуйста, не спеши, и почаще надевай кольцо. Без него я не могу приходить к тебе.
Собеседница с последними словами медленно исчезла. Аня оцепенела. Одно дело, видеть подобное на экране, в реальной жизни – совсем другое. Потом, когда вернулась способность двигаться, она ощупала стул, на котором сидела другая Анна, даже посидела на нём. Ни-че-го!
Может, у меня шизофрения? И когда галлюцинации заканчиваются, мои бедные мозги встают на место? Меня так захватило общение с этим видением, что я восприняла его, как реальность. Господи, но я же держала её руки в своих и не боялась! Почему мне становится жутко, когда она уходит?
Ни на эти, ни на массу других вопросов ответов у неё не было. Единственное, что ей оставалось, вспоминать, что рассказывала ей таинственная гостья. Примерно через час, немного успокоившись и глядя на себя в зеркало, Аня обратила внимание, что при всей общей схожести лиц, выглядели они, как два разных человека. Её мимика, выражение глаз – суетливо-напряженные, а гостья больше походила на бабушку Лизу, хотя она видела бабушку только в пожилом возрасте, а сейчас только что общалась со своей ровесницей. Но чем? Пониманием чего-то, что недоступно каждому? Кажется, это называют мудростью.
Спустя еще час, Ане уже начало казаться, что всё ей опять приснилось.
Я думала о бабе Лизе, сожалела, что не расспрашивала её ни о чём. Стоп, та, похожая на меня, она ведь сказала, что у них не умирают. Значит, она может мне многое рассказать о бабушке и деде. Можно ли так узнать правду? Или эти игры с подсознанием доведут меня до сумасшествия?
Аня вертела кольцо, то снимая, то надевая его, и окончательно запуталась: ехать или остаться? Прогулка по улице ничего не дала: деревня вымерла, все были на сенокосе. Ольга Петровна подтвердила её опасения:
Сказывают, дождь будет. Все сейчас сеном заняты. Никто не повезёт. Обожди немного.
Семейная летопись. 1937
Краснопольский колхоз именовался «Заветы Ильича». Если вдуматься, то получалось, что вождь революции завещал потомкам беспросветную бедность, да безрадостный труд, потому что ничего иного в окрестностях этого колхоза обнаружить было нельзя, хоть шею сверни, выглядывая. Но смотреть пристально было некому, некогда и, вообще, опасно. Небольшая, дворов сорок, но справная до революции деревня за двадцать лет даже выросла, народу прибавилось. А вот достатка – нет. Таисья, приютившая Илью с двумя малыми детьми, в первые колхозные годы работала дояркой. Лет ей было уже сильно за шестьдесят, больше всего Таисья боялась обезножить. Может, потому и обрадовалась дальним родственникам, что не бросят её, старую и больную, позаботятся. Таисьины ноги болели давно, безнадёжно, год от года портилось зрение. Но было у неё одно большое преимущество: складывать, да рассказывать сказки. Очень ценный для деревни дар, особенно во время долгой зимы. Таисье были рады почти в каждом доме, редкий вечер она полностью проводила в своей избе, так и кочевала по соседям. С появлением Ильи бабка воспряла духом. В первую же зиму он смастерил для неё ладные санки, иногда сам отвозил, а потом подрастающие ребятишки, Маша с Мишей, возили бабушку по домам. В гостях и угощение можно было получить и затейливые сказы послушать. Кстати, в историях своих Таисья не повторялась. Бывало и просили её рассказать, «как в прошлый раз», нет, всё-равно, добавляла она что-нибудь особенное, чем вызывала удивление и восхищение односельчан, как детей, так и взрослых. Небольшое хозяйство, коза, несколько куриц, стало понемногу налаживаться – Илья успевал работать и в колхозе и дома. Радовались уже тому, что более-менее сыты и валенки есть, пусть и одни на всю семью. Летом отсутствие обуви проблемы не представляло, с ранней весны и до первого снега бегали босиком. Кожа на подошвах так загрубевала, что всё ей было нипочём. Десятилетний Мишка однажды заигрался с ребятишками на улице, что ничего не чувствовал пока проходящий взрослый не вскрикнул: