Второй раз я встретила Устад-Ису возле реки, на большом участке земли, купленном отцом. Для мавзолея это было идеальное место. На востоке, западе и юге с участком соседствовали дворцы знати. С северной стороны текла Ямуна. Дальше на северо-запад простиралась Агра и возвышался Красный форт.

Я одна отправилась к месту сооружения мавзолея, идя той же дорогой, которой некогда ходила с мамой. Выйдя за стены Красного форта, я зашагала по лабиринту оживленных улиц, вдоль которых по обеим сторонам вплотную стояли одноэтажные домики. Одни только постройки на этих улицах и сохраняли неподвижность, все остальное, что попадалось на глаза, двигалось. Помимо привычных зрелищ, я увидела трех китайских торговцев, горячо споривших с владельцем лавки, где продавали шелк. И хотя владелец лавки, смуглый мужчина из местных, был значительно выше китайцев и говорил так быстро и громко, что те попросту не могли его понять, его враждебность, казалось, придавала смелости чужестранцам. В желтых туниках и шляпах, походивших на перевернутые кубки, они показывали на рулоны ткани, что-то лопоча на местном наречии.

Повернув налево, я пошла по более широкой улице, по пути обойдя стонущего верблюда, пытавшегося взобраться на верблюдицу. Какой-то мужчина силился вставить его набухший половой орган в несчастную самку, которую держали еще несколько человек. Верблюды зачастую не желают спариваться, и подобное зрелище не было редкостью. И все же оно напомнило мне о муже, и я невольно прониклась состраданием к верблюдице.

Чем дальше я удалялась от Красного форта, тем реже видела сцены суматохи. Улица, по которой я шла, тянулась параллельно Ямуне. Я миновала огромное рисовое поле, на котором трудились волы и крестьяне, потом – несколько величественных дворцов на берегу реки. Я прошла по мосту из песчаника, под которым бурлил поток, и оказалась на западном краю участка земли, который отец купил для постройки мавзолея.

Поначалу Устад-Иса меня не видел. Расхаживая по будущему месту застройки, он делал записи на больших листах бумаги, что были у него в руках. Как и прежде, на нем было небогатое одеяние. Его серый тюрбан пропитался потом; двигался зодчий торопливо. Но я заметила, что каждый его шаг по длине равен предыдущим. Так, делая неестественно длинные шаги, он прошел от северного края участка до его южной границы, потом с востока на запад и, наконец, обошел его по периметру. Процесс этот занимал много времени, и я отдыхала, пряча лицо от жаркого солнца.

Когда молодой зодчий все же заметил меня, он направился к тому месту, где я сидела на маленьком одеяле. Ему недоставало грациозности моих братьев, он сутулился и был лишен напыщенности воинов, но в его походке прослеживались достоинство и целеустремленность. И он был силен. Я видела, как под тканью его туники бугрятся мускулы. Железные мускулы силача, привыкшего поднимать камни и обрабатывать мрамор.

– Доброе утро, моя госпожа.

– Доброе утро, Устад-Иса.

Я сразу вспомнила о маме, ведь именно строительство мавзолея в ее честь послужило причиной этой встречи. Но сегодня, в отличие от предыдущих дней, я не стала о ней скорбеть. Мама наверняка посоветовала бы мне не предаваться скорби, однако я, будучи слабой женщиной, не могла исполнить ее волю, хотя, надо признать, с тех пор, как я покинула дом Кхондамира, мне удавалось думать не только о своей утрате.

Я кивнула зодчему и поднялась. Из-за того, что солнце светило ему в спину, на его худом лице обозначились тени, отчего он больше обычного походил на ястреба.

– Для тебя я просто Иса, моя госпожа. – Улыбка у него была неровная, будто один край его рта перевешивал другой.