– Это он, – прошептал Старик. – Говорили же: видели, как этот… чудовищный бродяга, их главарь, ведёт с собой орду. Везде оставляет знаки.

Кто-то из группы, ослабев духом, выругался, но Проводник поднял руку, призывая к тишине. Он вслушивался: откуда-то из тёмных провалов каньона доносился странный рокот, ритмичный, как удары сердца. Казалось, земля вибрировала, пульсировала под ногами.

– Уходить нужно, – сказал один из мужчин. – Не хочу быть здесь ни минуты. Чёртова бойня нам не нужна.

Но Старик Грант, нахмурившись, покачал головой:

– Пока стемнеет, нам не выбраться. Придётся здесь заночевать.

А ночевать им приходилось там, где они стояли. Сгрудившись среди ржавых труб и массивных осколков бетона, они постарались устроить подобие лагеря. Огонь разводить побоялись – дым и свет могли привлечь незваных гостей. Вскоре каньон окунулся в полную темень, лишь над головами, далеко ввысь, пробивался слабый отсвет звёзд, истёртых бледным заревом. Если в прежние времена люди смотрели на ночное небо с благоговением, то ныне оно, казалось, излучало холодное безразличие.

Мальчишка погрузился в беспокойные грёзы. Ему снилось, что он идёт по огромному коридору, пол выстлан костями, а стены выплескивают тень, то сжимающуюся, то расширяющуюся. Где-то вдалеке, за завесой пыли, он видел высокую фигуру, чёрную, как сама ночь, и понял, что это не человек, а ходячий символ всего ужасного в мире. Фигура обернулась, и в темноте сверкнули безграничные белые глаза, а губы раздвинулись в улыбке. Мальчишка начал кричать во сне, но из горла не вырывалось ни звука, а тот бледный гигант тянул к нему руку, длинную, с громадной ладонью, усыпанной обугленными символами.

Он проснулся в холодном поту. Или не проснулся – этот мир, возможно, ещё страшнее сна. Рядом кто-то сидел на корточках – это был Проводник, он тронул мальчишку за плечо, предупреждая жестом молчать. Близко, на уровне слышимости, чуть ли не за ближайшим валуном, раздавались тихие шаги. Словно кто-то осторожно высматривал их.

Мальчишка сжал нож, сердце билось громко. Проводник затаил дыхание. Секунды тянулись медленно, как слёзы из высохших глаз. Но чужие шаги постепенно удалились, и тьма продолжила царить безмолвно. Лишь где-то в глубине разума мальчишки метался тревожный сигнал: здесь они не одни.

На рассвете, когда сероватый свет едва окрасил стены каньона, они двинулись дальше, не теряя времени. Всюду под ногами попадались черепки, осколки костей, невесть как сюда загнанных жертв. Наконец крутые выступы стали ниже, и вскоре они выбрались из теснины. Перед ними открылся жуткий пейзаж – широкое плато с серо-синим покровом не то каменной крошки, не то спёкшейся пластмассы, а вдали, за скалистыми уступами, виднелись те самые Гранитные Обрывы. Они были черны, как сажа, и пробивались острыми клыками высоко в блеклое небо.

– Оно самое, – сказал Проводник, поднимая бинокль к глазам. – Там виднеются строения… какие-то остатки, может, бункеры или шахты. И я вижу дым.

– Дым? – переспросил Старик Грант.

– Да, очень слабый, чуть заметный, но он есть. Кто-то там уже поселился.

Сердца у всех сжались. Неужто это «стервятники»? Или, хуже того, их пресловутый главарь? Но идти всё равно было некуда – позади радиоактивная пустошь, впереди опасность, а внутри у каждого жила слабая надежда, что именно там они найдут воду, пищу и укрытие. Говорили о подземных ангарах, о заброшенных складах, которые сохранили консервы прошлого века, вспухшие и, возможно, отравленные. Но всё лучше, чем умереть на этом солнце.

Они пошли дальше, а день занимался медленно, и солнце пронзало их тела лучами, словно осуждало за саму попытку жить. Жара становилась мучительной. Проходя между торчащими из земли железными балками, мальчишка ощутил вспышку резкой боли в пятке: он наступил на осколок стекла, пробившего подошву. Не успел он вскрикнуть, как один из мужчин схватил его за ворот: