– Мясо – это что-то теплое, домашнее…

– «Вкус детства». Бульон, бабушкина курочка, шашлыки на даче. И вот тут начинается самое интересное: мы не столько любим продукт, сколько эмоции, которые с ним связаны.

– Получается, это память?

– Именно. Кусок еды становится якорем – на любовь, уют, заботу. Но само по себе мясо не несет этих чувств. Мы их туда приклеили.

– Поэтому людям так сложно отказаться, да?

– Потому что это будто предательство – не продукта, а своего прошлого. Семейных традиций. Маминой кухни.

– Слушай, это сильно… – Елена провела пальцем по ободку чашки. – Я ведь столько раз пыталась «ограничить мясо», но каждый раз срывалась, когда становилось грустно.

– Вот. Потому что ум не просто хочет поесть. Он хочет восполнить что-то внутри.

Он сделал паузу и добавил:

– Это не про слабость. Это про неосознанность. Как только ты начинаешь видеть – действительно видеть – что стоит за этим вкусом… возвращаться уже не хочется.

Роман сделал паузу, взглянул на Елену и добавил:

– И есть еще один момент, который меня когда-то пробрал до мурашек.

– Какой?

– Люди, которые работают на скотобойнях или промышленных фермах, – они почти никогда не едят мясо.

Елена удивленно подняла брови:

– Почему?

– Потому что они знают, как это выглядит изнутри. Они видят, слышат, чувствуют. Некоторые, по их словам, просто не могут смотреть потом на мясо без отвращения. А еще – очень многие из них не задерживаются надолго.

Он чуть склонил голову:

– Можешь представить, какой это опыт? Когда человек теряет способность спокойно относиться к еде, потому что видел, как она превращается из живого существа в объект.

– Это многое говорит… – тихо ответила Елена.

– А еще, знаешь, что мешает людям отказаться от мяса? – Роман слегка улыбнулся.

– Что?

– Социальное давление.

– Ты имеешь в виду… родственников, друзей?

– Да. Попробуй прийти на шашлыки и сказать, что не ешь мясо. Первая реакция – смех. Вторая – агрессия. Третья – «ну ладно, вот тебе кабачок».

Елена рассмеялась:

– Ой, да. Было такое. Я как-то сказала на корпоративе, что неделю сижу на фруктах – на меня посмотрели, как на пришельца.

– Потому что, когда ты начинаешь есть иначе, люди бессознательно ощущают угрозу. Будто ты критикуешь их выбор, даже если просто молчишь.

– То есть их задевает… факт, что ты выбираешь по-другому?

– Именно. Это работает как зеркало. Ты никого не учишь, не давишь – но твой пример заставляет задуматься. А не все к этому готовы.

– И что делать?

– Не воевать. Просто жить своим выбором. Спокойно, с любовью. Без пафоса. Люди чувствуют силу – и начинают слушать не слова, а энергию.

Роман отхлебнул чай и вдруг, будто бы между делом, добавил:

– Ты замечала, как меняется состояние после разной еды?

– Ну… если честно – да, – задумалась Елена. – После тяжелого мяса как будто тупеешь немного. Спать хочется. Тело становится ватным.

– Вот именно. А после легкой пищи – фруктов, зелени, бобовых – появляется энергия. Тонкая, ровная. Возникает желание творить, двигаться, думать.

Он сделал паузу и добавил:

– Есть такая простая истина: то, что мы едим, становится нами. И если мы питаемся страхом, болью, тяжестью… это все начинает проявляться в наших мыслях и поступках.

– Ты хочешь сказать, что мясо может влиять… на ум?

– Прямо влияет. Ум – это продолжение тела. Пища – не только про живот. Она влияет на ясность, на волю, даже на восприятие. Есть пища, которая отягощает. А есть – которая освобождает.

– Это как с топливом… – Елена вдруг оживилась. – Зальешь грязь в бак – машина глохнет.

– Именно. А мы заливаем что попало – и ждем, что тело и ум будут работать на максимум.