Разочарование в американской мечте наступает именно тогда, когда для многих она, наоборот, становится реальностью. Об этом крушении говорят американские писатели (от Нормана Мейлера до Хьюберта Селби-младшего) и режиссеры (от Мартина Скорсезе до Дэвида Линча). Американская мечта – казалось бы, осмысленная, эффективная и даже воплощенная – не насыщает. Она не питает вещей, изначально заявленных как самые важные на свете, но по факту давно уже списанных в утиль – вроде любви и чести, например.
Однако в общественном поле смыслов так называемые высшие ценности по-прежнему присутствуют: их не изымают, так как тогда разрушится – пусть и иллюзорная – система ценностей и ориентиров, и человек впадет в карамазовское состояние «раз Бога нет, то все дозволено». Вседозволенность – не из мифов о гнилом Западе, а всамделишная, первобытная – реально представляет угрозу существующей системе, поэтому Бог должен присутствовать, как и Его институции. Но Бог свой, определенный, выгодный. Бог, замкнутый между Санта-Клаусом и Чарльзом Линчем.
Мы видели надпись «In God we trust» на зеленых хрустящих кирпичиках, коими вымощена дорога к мечте. Вот и Международный валютный фонд говорит с вами не о кредитах – он заявляет о справедливости, которая тоже как бы сохранена в этом мире. И свобода слова, и человеческое достоинство, и демократия, и равенство – зачастую данные понятия тесно сопряжены с газом и нефтью; за поиском одного неизбежно следует поиск другого. Единство Бога и денег, когда можно купить то, что нельзя купить, – примерно таков современный спор о филиокве.
Пожалуй, самый известный и богатый художник современности Дэмиен Херст прекрасно отразил это в своей работе – For Love of God («За любовь Господа»). Это платиновый слепок человеческого черепа в натуральную величину, инкрустированный 8000 бриллиантами и дополненный реальными человеческими зубами. На первый взгляд, насколько богато, настолько и вульгарно, но по сути данная работа – изящная сатира на то, как любая, даже наивысшая, ценность становится товаром, и чем больше, возвышеннее она (кто выше Бога?), тем дороже будет стоить. В самом названии скрыт намек: FLOG на жаргоне означает «продавать». Божья любовь – лучший товар.
На подобные размышления, как правило, тут же следуют реплики вроде: так что, лучше жить в промышленном городке, где шахты закрыты, повсюду – нищета и алкоголизм, а дети варят ширку, пока их отцы захлебываются в сточных канавах, а матери стоят на трассе? Нет, безусловно, не лучше. Голод не лучше, а чаще намного хуже, чем чрезмерность. И облачение в рубище еще не делает святым.
Однако само противопоставление здесь неверно. Путь полноты свойств (используем этот термин Чжуан-цзы) невозможен без способности отдавать – вот что важно. Причем отдавать не потому, что так велит общество, а потому что так того требует сердце. И второе всегда было свойственно русской мечте. Она невозможна вне общества, вне семьи. Это, собственно, то, что отличает общество как рынок и общество как семью.
Американская мечта во многом универсальна. Ее опасность в том, что отчасти она задается как цель системой, боящейся альтернативы: возможности отдавать кому бы то ни было, кроме ее самой. Деиндивидуализация личности создает такое состояние, при котором человек полностью подчиняется примитивным потребностям. Самоограничение становится невозможно – и доминирующим становится возбуждение, проявляющееся при новых ситуационных факторах, замкнутых главным образом на потребление. Внутренние ограничения – этот каркас – ломается, отброшенный за ненадобностью, и личность попадает в зависимость от факторов внешних, выстраивающих матрицу постоянного удовлетворения себя в иллюзии достижения мечты.