Боюсь, его наказание возымело не тот эффект, на который он надеялся.

Ну и, конечно, я не мог не думать о девчонке.

Должен ли я избегать её? На все сто процентов.

Буду ли? Хрена с два.

Итог? Я по уши в дерьме.

Но теперь, кажется, это ощущение становится для меня нормой.

Дома, забросив сумки с учебниками прямо в пороге, зову Игната в подвал; брат довольно хмыкает и молчаливо топает следом, пока Принц и Дан озадаченно переглядываются на ходу.

– Это что, теперь каждый вечер будет таким? – хмурится Принц.

– Надеюсь, что и ночи тоже, – фыркает Игнат, стаскивая толстовку.

Усмехаюсь, следуя его примеру, и становлюсь в стойку; последний раз мы дрались в тот самый день, десять лет назад, когда я по вине брата въехал в столб. Причин с того момента Игнат давал мне предостаточно, но у меня хватало мозгов не идти у него на поводу, усмиряя брата другими способами. Хотя максимально выпустить накопившееся внутри раздражение у него получалось только так – пытаясь впечатать свои кулаки в моё лицо.

Правда, не в этот раз.

Обычно я более внимателен, но сейчас первый же кулак, прилетающий мне в челюсть, пропускаю как наивный пятиклассник, впервые пришедший на стрелку; сам от себя не ожидал, но было тяжело сосредоточиться, когда мысли скачут с одного на другое – точнее, постоянно крутятся вокруг девушки. Хотя это же и подстёгивало ответить, потому что разжигало злость в груди: я теперь совсем не способен думать о чём-то другом. Такое ощущение, что меня сделали рабом, заставив сосредоточиться только на ней, а я даже не мог сопротивляться.

Буквально с рыком возвращаю себе контроль над мыслями и переношу всю ярость на Игната. Откидываю его руку в сторону и впечатываю кулак в его лицо, чувствуя, как под ним приятно хрустнула кость. В глазах брата вспыхивает огонь, когда он вправляет носовой хрящ обратно – сын Войны  явно удивлён; двигаю челюстью, которая всё ещё немного ноет, и тоже усмехаюсь: синяки на наших с Игнатом лицах будут сходить пару дней, привлекая внимание, которое и так было в избытке. Вообще, это было странно – я бессмертен, но на моём теле полно зарубцевавшихся шрамов; меня невозможно убить, но оставить на мне след не составит труда – должно быть, ещё одна идиотская блажь Всадников.

Чтоб не забывали о том, что чувство боли доступно даже нам.

Мы выбивали друг из друга дурь несколько часов к ряду – до тех пор, пока за окном не потемнело; Дану и Принцу давно надоело смотреть на наш бой без правил, так что они свалили практически в самом начале. Когда лёгкие начало печь, а мышцы приятно горели, мы с Игнатом наконец-то смогли выдохнуть: это не совсем то, чего я хотел, но всё же стало чуть проще. А вот перемены в брате меня радовали – его руки перестали сжиматься в кулаки, а челюсти больше не стискивались до скрежета зубов. Не знаю, надолго ли его хватит, но пару дней точно можно не оглядываться в его сторону.

– Эй, Голливуд, – вспоминаю его погоняло, тыча кулаком в плечо – на этот раз шутливо – и получаю в ответ ту самую голливудскую улыбку. – Как насчёт перекуса – если, конечно, ты закончил обтёсывать об меня кулаки?

– Вообще без проблем. Ты же знаешь – никому не понравится сдохнуть от голода.

Брат закидывает руку мне на плечо и легонько его похлопывает; я пытаюсь вспомнить, когда последний раз видел Игната таким расслабленным, но получается с трудом – кажется, это было во время Второй мировой. Он так долго ходил с недовольной рожей, что я почти поверил в то, что он с ней родился. Первый этаж пустует – скорее всего, братья страдают хренью каждый в своей комнате – и мы сразу идём на кухню.