На дорогу выруливаю с полной кашей в голове и раздраем в душе; меня разрывало в двух направлениях: сделать то, для чего приехал сюда, и послать всё к чёрту и попытаться спасти девушке жизнь. Вот только следующее задание мы с братьями не получим, пока Смерть и другие Всадники не удостоверятся в том, что выполнено предыдущее. Возможно, есть способ обмануть Смерть – заставить его поверить в успешное выполнение задания и при этом сохранить девушке жизнь – просто я пока о нём не знаю.
«Даже не думай, сын! – тут же перебивает мои мысли голос – на этот раз отцовский. – Если ты её не убьёшь – я сам приду за ней!»
От такой неприкрытой угрозы мои пальцы обхватывают руль практически до хруста пластикового покрытия; перед глазами встаёт лицо с голубыми глазами, из которых медленно уходит жизнь, и я, что есть дури, втапливаю педаль тормоза в пол. Принц, сидевший рядом, впечатывается лбом в приборную панель, сзади раздаётся шипение пополам с ругательствами, но я всё это воспринимаю побочно.
«Не смей её трогать!» – рычу, но отец лишь усмехается.
«Это будет крайняя мера – на случай, если ты снова не справишься со своими обязанностями».
«Да иди ты к чёрту! Надо было раньше об этом думать!»
– Какого хрена?! – ревёт за спиной Игнат утробным рыком.
Пытаюсь дышать медленнее, чтобы восстановить контроль, но получается... да никак не получается.
– Сядь за руль, – киваю Принцу.
Пока мы меняемся местами, он не сводит с меня прицельного взгляда, будто ждёт, что я в любую минуту могу слететь с катушек и выкинуть какую-нибудь хрень в стиле Игната. Сажусь на пассажирское сиденье одновременно с Принцем, но на этом активность брата заканчивается.
– Мы не двинемся с места, пока ты не скажешь, что, чёрт возьми, происходит!
От того, насколько эмоциональным получилось у него обвинение, подозрительно щурюсь: может, он пару сотен лет назад тоже отхватил часть моего наказания, и потому у него с тех пор вечно морда кирпичом? Но выбора особо не было – брат вполне себе сдержит своё слово – поэтому я просто вываливаю на них всё. Они слушают меня с абсолютно непроницаемыми лицами, и только Принц иногда хмурится и мрачно усмехается, когда я упоминаю в разговоре отца. А к концу монолога, когда мои лёгкие горят, словно от нехватки кислорода, я чувствую что-то вроде облегчения от того, что не один теперь в курсе всего этого дерьма.
– Похоже, ты недоволен, – задумчиво комментирует Игнат.
– Не может быть, Шерлок! – огрызаюсь в ответ, и теперь уже у Принца с Даном брови на лоб лезут. – Ты и без всяких эмоций вечно недоволен – от меня-то ты чего хочешь?
– Ты сейчас говоришь в точности, как он, – тычет последний пальцем в сторону Игната.
Его рука успевает исчезнуть до того, как Игнат тянется к ней с очевидным намерением сломать ему палец.
– Вот сидит в людях дерьмо, а они ошибочно думают, что это характер, – ворчит Принц; на мой вопросительный взгляд только отмахивается. – Да я про Всадников.
– Молись, чтоб они тебя не слушали сейчас, – откидывается Дан на спинку сиденья. – Я не хочу потом выглядеть так же безумно, как он.
Теперь уже я подавляю в себе желание свернуть брату шею.
– Ты уже побывал в Аду, но не похоже, чтобы тебе это помогло, – мрачнею в ответ и отворачиваюсь.
Принц наконец-то заводит проклятый двигатель, и машина плавно вливается в общий поток. До самого дома мы больше не произносим ни слова, и всё, что крутится в моей голове – это мысль о том, что делать. Во-первых, я решаю, что с этой самой секунды никому ничего не должен – раз уж у меня теперь есть чувства; и если Смерть думает, что таким наказанием он сломает меня, то придётся его разочаровать: если он чего и добился своей выходкой, так только того, что я теперь стану не только разочарованием в его глазах, но ещё и упрямым и непокорным сукиным сыном.