А я не был уверен.

Я не хотел быть против системы – просто хотел передышку. Не быть наследником. Не быть пешкой. Не быть тем, кому всё заранее решили. Я хотел проверить, существует ли жизнь вне этой фамилии. Хотел выдохнуть.

Нью-Йорк стал для меня окном. Шансом выйти, прежде чем дверь захлопнется. Я не знал, что жду. Любви? Тишины? Вдохновения? Просто…я чувствовал, что, если не попробую сейчас – не выберусь уже никогда.

Конечно, я продолжал помогать. Связи. Письма. Рекомендации. Мы вели переговоры об открытии филиала компании в Штатах – формальный повод, за которым прятался мой личный план: задержаться здесь.

Пока я был полезен – мне позволяли. Я не шумел. Не спорил. Но жил, как хотел. Учился. Дышал. Говорил "нет" тогда, когда раньше молчал. И с каждым днём чувствовал: я наконец становлюсь собой. Не сыном. Не инструментом. Человеком.

Каспер выдохнул, как только мы вырвались из-под опеки. Ни охраны, ни контроля, ни вечного слежения. Только мы. Только Нью-Йорк.

Три спальни, три ванных, гардеробные. Балкон, на котором Каспер любил курить, а я – стоять с кофе в тишине. У нас было два дивана. Один – мой. Второй – для девушек Каспера. Они не оставались до утра. Иногда даже не знали, как меня зовут. Его это устраивало. Он не искал отношений. Он ждал свою невесту. Ту, что появится однажды – без лишних разговоров, без компромиссов. В нужный день. В нужный час.

Он часто одалживал мою одежду. Не потому, что у него не было своей – а потому что не знал, где она. Каспер и порядок – антонимы. Его полки – как поле после шторма. Мои – выверены до сантиметра. Мы не конфликтовали. Мы дополняли друг друга.

Утром он вставал раньше. Делал кофе. Включал латиноамериканские подкасты или реггетон. Я закрывался в комнате, потому что не выносил шума. Он смеялся и говорил, что я похож на старика. Я злился. Но всё равно выходил. Мы завтракали вместе. Молчали вместе. Жили вместе.

Он был горячим, экспрессивным, слишком ярким для этого города. Я – холоднее. Сдержаннее. Но мы сработались. Без лишних слов. Без “навсегда”. Просто были рядом – день за днём.

Куба – это другое время. Другой воздух. Когда мы туда приезжали, всё в нас становилось тише. Там не было охранников, дорогих машин, встречающих в чёрном. Только мама Каспера, старый дом, палящее солнце и океан, который звучал, как сердце.

Мы ездили туда каждый год. Каспер, я, иногда даже Джоно. Дом его матери был простым, но тёплым. На кухне всегда пахло выпечкой, ромом и специями. Там никто не прятал пистолеты под подушками. Никто не проверял окна на уровень тонировки. Там смеялись, громко, по-настоящему. А в комнате всегда играл старый проигрыватель. Я мог сидеть на берегу часами. Слушать шум волн. Слушать себя.

Серхио, старший брат Каспера, остался жить с матерью. Он был похож на младшего брата внешне – но в нём было больше молчания. Больше твёрдости. Он редко говорил, но всегда делал. Не искал одобрения. Не нуждался в доказательствах. Он был опорой. И Каспер это знал. Я однажды спросил его:

– Почему ты всё ещё с нами? С нашей семьёй, с этим клубком долга, крови, лояльности? Он ответил после паузы:

– Потому что, если все грязные – должен быть хотя бы один, кто чистыми руками удержит мост. Я не святой. Но если ты падаешь – я должен стоять рядом.

Это был Серхио. Он не говорил «я с тобой». Он просто стоял рядом, когда ты шёл ко дну. Без пафоса. Без условий. Он был не голосом совести. Он был её молчанием.

Мы часто мечтали. Говорили, что однажды всё изменим. Выведем бизнес из тени. Уйдём от мафии. Сделаем всё прозрачным. Законным. Без вымогательств, рэкета, похищений, крови. Это было по-детски, наивно, но по-настоящему. Мы верили. Хотя бы на Кубе.