Домиано, шумно выдохнув, вдруг протянул мне платок. Я дрожащими пальцами взяла его и вытерла заплаканное лицо, громко всхлипывая.

– Он не тронет тебя… пока ты мне не надоешь. Молись, чтобы этого не случилось, принцесса, – процедил он сквозь зубы, а в его голосе читалась неугасимая злость. – А сейчас мы едем в другое место. Ты меня разозлила, мне нужно остыть.

Я молча всхлипнула, спрятавшись взглядом за окно. За ним расстилалась ночная Сицилия – прекрасный, чарующий город, в чьих огнях тонуло всё вокруг. Даже сейчас, среди этой тревоги, неоновые огни переливались багровым и золотым, а от их отражения на мокром асфальте становилось не по себе. Они будто напоминали кровь.

Машина остановилась у небольшого здания, у дверей которого стояли два громилы. Их суровые, каменные лица даже не вздрогнули, когда Домиано вышел из машины. Я последовала за ним. Он резко прикрыл моё лицо своей ладонью, прижимая к себе. Я почувствовала, как в нём всё пульсирует от ярости.

Амбалы молча расступились, впуская нас внутрь, однако их взгляды, полные неприязни и подозрения, вонзались в меня, как иглы. Я опустила глаза, но по полу скользили отголоски неонового света: розовые, багровые, фиолетовые. Всё внутри мерцало размытыми пятнами, создавая ощущение кошмара наяву.

Мы двинулись вперёд. И вот я увидела: три сцены с шестами, на которых обнажённые женщины извивались в странных, грубых, вызывающих движениях. Это нельзя было назвать танцем – скорее, агонией тела, в которой выпяченные ягодицы и движения бёдер замыкались в грязном круге. Мне стало не по себе. Щёки вспыхнули от жара, когда какой-то потный мужчина засунул купюры в трусики одной из них.

– Что это? Зачем ты меня сюда привёл? – зло зашипела я, вцепившись взглядом в его спину, будто этим могла прожечь в ней дыру.

– Ты сама виновата, принцесса, – бросил он холодно, поднимаясь по лестнице. Я вынужденно последовала за ним, сердце бешено колотилось. Кажется, ноги перестали мне повиноваться.

Мы оказались в закрытой комнате, посреди которой стоял шест. Пахло спиртным, дешёвым парфюмом и перегретым воздухом. В уголке, притенённом мягким светом, сидела девушка в наряде, который нельзя было назвать одеждой.

– Добрый вечер, мой господин, – соблазнительно пропела она, подходя ближе. Даже Мишель выглядела бы перед ней святой. – Желаете чего-нибудь новенького? Или как обычно? – томно спросила она, посмев коснуться его пиджака.

Меня передёрнуло. Боже, да меня сейчас стошнит.

– Как обычно, – равнодушно отозвался Домиано, не отводя от меня взгляда. Его чёрные глаза впивались в моё лицо, изучали, пронзали, оставляя холодный след.

Девица хихикнула, подскочила к какому-то устройству, включила отвратительную, вульгарную музыку, от которой мне захотелось сжаться в комок. Она грациозно виляла бёдрами, направляясь к шесту, а потом принялась на нём крутиться, раздвигая ноги, будто это было делом жизни.

– Нет! Я не буду смотреть на это, увези меня домой! – закричала я, зажмурившись и прикрывая глаза ладонями.

– Открой глаза и смотри, – прорычал он, хватая меня за край платья. Я замотала головой, отчаянно вцепившись в собственное лицо. Слышала, как он тяжело дышит. Чувствовала, как тащит за собой, притягивая к креслу.

Приоткрыв одну ладонь, я увидела, как он развалился в кресле, лениво наблюдая за мной снизу вверх. Его томный, тяжёлый, полный какого-то хищного желания взгляд ощупывал меня с ног до головы. Почему? Он даже не знает, что скрывается под этим платьем. Что с ним? Почему этот взгляд будто обжигает?

Домиано молча взял бутылку с янтарной жидкостью, открыл её и сделал глоток, не отрывая от меня взгляда. Жар растёкся по моему телу, а в животе медленно нарастал странный, тревожный жар.