– Салам… А ты кто? – тихо прошептала я, встретившись с его взглядом.

– Ва'салам… Меня зовут Керасим. А ты? – так же шёпотом ответил он.

Я улыбнулась краем губ, чуть наклонив голову. Тогда я, возможно, впервые ощутила странное, щемящее чувство – может, то была детская влюблённость, когда думаешь, что красивее мальчика на свете нет. А ведь он и был первым, кого я увидела.

– Я Лола. Будем дружить? – протянула я ладошку с остывшими каштанами. – У тебя волосы такого же цвета, – заметила я.

Он смутился, осторожно взял каштаны, словно боясь их уронить.

– Спасибо, Лола, – его улыбка была самой чистой и светлой, какую я только видела. – Давай дружить.

Так началась наша дружба. Я уговорила отца сделать его моим слугой, и с того дня мы были неразлучны. Вместе постигали языки, учились писать, читали стихи. Помню, как в одну из ночей мы сидели на крыше дворца, считая звёзды, и он рассказал мне свою историю.

У Керасима была бедная семья. Отец пас овец, мать с трудом продавала помидоры с крошечного участка. Но однажды кто-то украл всё стадо. Урожай погиб. Голод подступил к их дому, и отец продал своих детей влиятельным людям Востока. Сестру отдали японской «Якудзе», и, как бы жестоко это ни звучало, она, скорее всего, уже мертва. А его – продали в Ближний Восток, в семью «Ариф», известную жестокостью.

Он рассказывал, как их с другими мальчиками загнали в подвал. Пахло гарью. В камине алело пламя, в котором накалялись железные инструменты. Керасим рыдал, вспоминая, как его положили на деревянный стол. Мужчины держали за руки и ноги. Старик без наркоза отрезал то, что принадлежало ему от рождения, прижигая рану раскалённым железом. Его крик, наверное, разрывал тогда небо. И он не понимал, как остался в живых. Ему оставили лишь узкое отверстие, чтобы мочиться… Я плакала вместе с ним.

Это было варварство. Живодёрство. За гранью человеческого. Я слушала, как девушкам тоже калечили тела, чтобы они не могли чувствовать удовольствие, лишая их самой сути жизни. Почему люди не боятся Всевышнего?

Люди отца спасли Керасима и других детей. Так мы и встретились. Я знаю – он счастлив сейчас. Но сердце разрывается от боли: он никогда не сможет иметь ни жены, ни детей… Это страшно. Это обидно.

Мои мысли прервал громкий крик за дверью. Я вздрогнула. Керасим вскочил, закрывая меня собой. Я в панике натянула плед, укрывая голову. В этот момент дверь с оглушительным грохотом сорвалась с петель. Я, затаив дыхание, увидела его. Домиано. Лицо перекошено яростью, волосы взъерошены, глаза сверкают, будто в них бушует буря. Только они выдавали, что он не спал всю ночь.

– Что, чёрт вас дери, тут происходит? – процедил он сквозь зубы, прожигая Керасима взглядом.

– Что ты себе позволяешь, Домиано? Я не одета! Выйди отсюда! – выкрикнула я, дрожащим пальцем указывая на дверь.

– Ты смеешь раздавать приказы в моём доме? Спишь со своим кастратом в одной постели, раздетая… и передо мной стыдишься предстать? – его голос был густ, словно густой яд. – Смотрю, ты хорошо устроилась, принцесса.

Он сделал шаг, другой. Керасим не отступал, заслоняя меня собой, но Домиано его почти не замечал. Его бешеный взгляд снова скользнул по мне и вернулся к моему другу. Резким, отточенным движением он схватил Керасима за грудки и впечатал его в стену так, что я ясно услышала хруст.

Я зажала рот, чтобы не закричать. Домиано был слишком силён. Даже если бы Керасим захотел, он не смог бы противостоять этому монстру.

– Нет! – заорала я, подбегая к нему. Плед вцепился в мою ладонь, тяжелый, неудобный, но я не могла отпустить его – казалось, если он упадёт, всё вокруг развалится вместе с ним. – Прошу тебя, не трогай его. Я попросила Керасима лечь на пол рядом со мной. Мне было страшно… страшно до оцепенения от самой мысли, что ты, Домиано, можешь вот так ворваться ко мне посреди ночи. Мне нужен был хоть кто-то рядом… хоть кто-то живой.