«Проблемы коммунизма» в 1955 году напечатали обзор Г. П. Струве «Второй съезд советских писателей», в котором автор буквально в нескольких абзацах изложил институциональную историю Союза советских писателей за два десятилетия, познакомил читателей с содержанием некоторых выступлений, обратил внимание на обезличенность представления власти на съезде, соответствующую идее коллективного руководства в противовес сталинскому «персонализму», и подытожил свои наблюдения выводом о том, что при всей неопределенности будущего советского писательства «тоталитарная хватка партии в области литературы остается столь же фундаментально твердой, как и прежде»[14].

Первый номер журнала «Проблемы коммунизма» за 1956 год содержал большую подборку материалов под общим названием «СССР после Сталина», в котором наряду с аналитическим обзором последних событий в советской внешней политике, экономике, науке и юриспруденции не меньшее место занимал анализ работы писательского съезда. О его итогах информировал У. Лакер в статье «„Оттепель“ и после»[15], а Дж. Лабер предложил развернутую концепцию транзитивных стратегий советских писателей в статье «Советские писатели в поисках новых ценностей». Лабер так сформулировал первый постсталинский призыв творческой элиты, отразившийся в произведениях И. Г. Эренбурга «Оттепель», В. Ф. Пановой «Времена года», Л. Г. Зорина «Гости»: «Довольно о новом „советском человеке“. Давайте думать о человеке как таковом» [Enough of the new „Soviet man“! Let’s think about the human being!][16]; именно этот призыв, с его точки зрения, вызвал раздражение консерваторов, во многом определившее конфликты съезда.

В 1957 году Э. Таборски, предлагая свою трактовку переворота в умах советских интеллектуалов, выделил три «раунда», описывающих то, что происходило с культурой в СССР сразу после похорон вождя. Первый совпал с провозглашением нового курса в речи Маленкова в апреле 1953 года, с созывом Всесоюзной конференции молодых критиков, которая проходила в Москве в сентябре 1953 года, и рядом журнальных публикаций, обозначавших этот курс. Второй раунд Таборски связал с реакционным возвращением к «ортодоксии», выразившейся в статье Суркова «Под знаменем социалистического реализма». На Втором съезде писателей эта тенденция, по его мнению, была закреплена. Третий раунд, открывшийся в 1955 году, оказался, в его трактовке, продолжением соперничества между ретроградами и новаторами[17].

Первая «несоветская» книга о литературе оттепели – «Просветы» В. И. Жабинского (1958) – упоминала о съезде лишь вскользь[18]. Зато уже в 1960 году Дж. Гибиан во вступительной главе книги «Интервал свободы: советская литература периода „оттепели“. 1954–1957» его не обошел. Гибиан акцентировал внимание на противоречиях в выступлениях делегатов, подчеркнув, как и Б. Малник, что советские литераторы неожиданно получили возможность вынести в публичное пространство те свои мнения, которые еще год назад высказывались только в кругу самых близких знакомых: свобода слова была очень ограничена, но все же нечто новое прорывалось даже в суждениях о таких незыблемых основаниях советского искусства, как социалистический реализм[19].

Г. Свейзи в 1962 году в монографическом исследовании «Политический контроль над литературой в СССР», посвятив отдельную главу предсъездовской ситуации, предложил довольно подробный анализ полемики на самом Втором съезде, включавший сравнение с Первым. Свейзи назвал то, что происходило в декабре 1954 года, «довольно унылой вехой в истории советской культуры», но не забыл отдать должное тому факту, что, повторяя его слова,