С трудом приоткрыв отяжелевшие веки, я зажмурилась. Лучик солнца игриво осветил мое лицо. Но свет его оказался слишком ярким. Болезненным.
Я зажмурилась и уткнулась лицом в подушку. Не знаю, что за гадость вкололи мне в ту ночь, но уснула я накрепко, а теперь, будто вампир, боялась солнца.
– Это пройдет.
Его тихий голос прошелестел где-то вдалеке. Ступая почти неслышно, он приблизился. Сердце замерло.
И напрасно. Задернув шторы, он отошел. Знакомая боль эхом отдалась в груди. Наступила тишина. Словно мир остановился.
Со второй попытки получилось лучше. Я села в кровати. Тревожно огляделась.
Я в своей спальне. Нашей спальне.
Просторная комната на втором этаже особняка выходила окнами в сад и на реку. Здесь всегда было много света, воздуха. Сейчас же я чувствовала себя узником, совершившим побег из темницы, но возвращенным назад вопреки всем стараниям.
Мой муж расположился в кресле на другом конце комнаты. Он частенько наблюдал оттуда за моими сборами, приготовлениями, выбором нарядов.
С невесть откуда взявшейся смелостью я посмотрела на мужа. На его лице привычное спокойствие, близкое к равнодушию. В уголках губ едва уловимая насмешка.
В облике его ни намека на приторную сладость выдуманных принцев. Его красота неброска, но губительна. И дело вовсе не в тонких аристократических чертах умного лица, а в…глазах. Кажется, с нашей первой встречи я знала, что могу навсегда сгинуть в его темных как уголь глазах, обрамленных по-девичьи пушистыми ресницами. И в том была одна из множества причин, почему нам было так непомерно тяжело вместе.
Но все же за полтора месяца, что мы не виделись, в его облике произошли некоторые перемены.
Густые иссиня-черные волосы, подстриженные на классический манер, посеребрились на висках. И я знала, что это моя вина.
Давид сказал спокойно и буднично:
– Выпей воды, тебе станет легче.
Я поспешно отвернулась. Послушно взяла стоявший на прикроватной тумбочке стакан с минералкой. Я все еще чувствовала едкий запах дыма, но все теперь казалось неправдоподобным. И мой побег, и нелепая попытка начать новую жизнь.
Я вертела в непослушных пальцах опустевший стакан. Не зная, что с ним сделать, разбить о стену или поставить на место, поблагодарила мужа за заботу. Молчала. Смотреть в его сторону больше не осмеливалась.
Я неплохо умела играть в молчанку. Кажется, у меня даже был талант. Но превзойти в этом мужа не смогла бы никогда. Это была его игра. Одна из многих. И он владел ей в совершенстве.
Легко поднявшись, он сказал:
– Приготовлю кофе. Спускайся.
И ушел. Будто так и надо. Будто ничего не случилось.
Я до боли закусила губу. Некоторое время сидела безмолвно, будто оглушенная. Но жалость к себе еще никого не спасала.
И я заставила себя встать. Послушно пошла вслед за ним. Но передумала. Мое перемазанное сажей платье сменила брючная пижама. Обычно я надевала ее, когда болела. То, что из всего моего обширного гардероба муж выбрал именно ее, казалось странным. Подобные мелочи не должны были его заботить.
Натянув джинсы и толстовку, я стянула волосы в хвост. Меня немного знобило, и хотелось укутаться потеплее.
Особняк из белого камня с садом, больше напоминавшим парк, муж приобрел сразу после нашей свадьбы. Семь лет назад.
Все интерьеры я продумала сама до самых незначительных деталей. Этот дом был моим детищем. Я знала каждую его линию, каждый уголок, царапинку. Но сейчас не видела ничего, кроме ступеней лестницы. Да и те нечетко.
Спустившись вниз, я направилась в кухню. Аромат крепкого кофе витал в воздухе.
В светлой кухне, едва не дотягивающей по размеру до бального зала, было просторно и пусто. Как будто кто-то спрятал все вещи хозяйки, когда она покинула свой дом. И теперь место, в котором теплел очаг дома, превратилось в картинку из каталога. Пусть и красивую, но все же картинку.