В 1939 году СССР и Германия подписали Пакт о ненападении. Этот документ не только изумил мировое сообщество, но и вызвал растерянность у советских людей. Вот как об этом вспоминал писатель Григорий Бакланов: «Однажды, выходя из дома, я увидел толпу перед стендом с газетами. Все стояли молча, с мрачными лицами. Я подошел ближе, увидел фотографию Молотова и Риббентропа и прочитал статью, в которой говорилось о подписании Пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. Я не знал, что об этом думать. Перед сном дядя сказал мне: «Все это очень и очень плохо».

Историк Куманев рассказал мне о своей беседе с Кагановичем – одним из ближайших соратников Сталина. В день, когда Германия напала на Советский Союз, «Иосиф Виссарионович был спокоен и решителен, слухи о его депрессии необоснованны. Но он был действительно вне себя от подлого предательства Риббентропа и все время возмущенно повторял: «Он нас всех... этот негодяй Риббентроп».

Через две недели Сталин обратился к народу с речью, которая потрясла и расстрогала всех: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы...»

4 июля 1941 года было принято решение о формировании добровольческих дивизий народного ополчения. В них записывались мужчины разных возрастов и профессий: рабочие, служащие, студенты, преподаватели, писатели, музыканты.

Большинство из них не имели никакой военной подготовки. Сегодня историки много спорят о роли, которую сыграли ополченческие дивизии в годы войны. Знаменитый писатель Даниил Гранин, сам воевавший в народном ополчении, сказал мне: «Лично я уверен, что именно добровольцы и спасли Ленинград... Мы защищали наш родной город, наши дома, наши семьи. Мы знали, что никто другой не сделает это за нас».

Уже 8 сентября 1941 года немецкие танки вышли к Ладожскому озеру, замкнув кольцо вокруг Ленинграда. Начались 900 страшных дней блокады.

Вражеское продвижение было настолько стремительным, что застало город врасплох – необходимые меры не были приняты, эвакуация промышленных предприятий, учреждений и мирного населения началась только в первых числах августа, а уже в конце месяца железнодорожное сообщение с Большой землей было полностью прервано.

Самым страшным врагом ленинградцев были не вражеские обстрелы, лютые морозы и нарушение электро– и водоснабжения, а голод. После пожара Бадаевских складов для оставшихся в городе трех милилионов человек зима 1941/42 года стала тяжким испытанием. Только в декабре умерли около 53 000 ленинградцев. В городе съели всех собак, кошек и птиц, были зафиксированы единичные случаи людоедства. Тринадцатилетняя санитарка Mуза Войшко вспоминает: «Однажды зимой я возвращалась домой со своей пайкой. Было темно и безлюдно. Вдруг я заметила, что за мной идут двое мужчин. Сначала я решила, что они хотят отобрать у меня хлеб, который я держала в руках, но потом поняла, что они смотрят на меня саму безумными глазами, горящими от голода. У голодных людей особенный взгляд. Я была медсестрой и прекрасно знала это. Охваченная животным страхом, я забежала в дом, где жили мои друзья. Их квартира была открыта, и на каждой кровати лежал труп. Я зашла и быстро закрыла за собой дверь на задвижку. Мои преследователи медленно поднимались по лестнице, попробовали выломать дверь, но были слишком слабы, чтобы сделать это быстро. К счастью, в квартире был черный ход, и я успела убежать. ...Октябрь, ноябрь, декабрь были самыми ужасными месяцами блокады. Каждый день умирали около десяти тысяч человек. Тротуары, улицы, лестницы домов были завалены трупами. Иногда мне приходилось спускаться по перилам, чтобы не наступать на них. Многие люди не имели сил относить своих умерших родственников на кладбище и тем более рыть в мерзлой земле могилы. В домах не было ни отопления, ни электричества. Трупы лежали в квартирах на кроватях и не разлагались...»