Е.Ж.: А Вы лично испытывали этот страх и уважение, о котором говорите?

Д.Г.: Как Вам сказать... Когда нас отправили на фронт, практически без оружия, я был потрясен увиденным. Образ Красной Армии, который нам рисовали, совершенно не соответствовал действительности. Все было ложью: и мощь нашей авиации, и артиллерии, и вообще наше превосходство.

Я часто задаю себе и своим друзьям-историкам вопрос: что нам позволило выиграть эту войну? Мы должны были ее проиграть по многим причинам. Операция «Барбаросса», разработанная немцами, была прекрасно организована. В начале войны наши солдаты не имели даже географических карт, радиосвязь была никудышная, мы были не одеты и не обуты. Благодаря какому чуду мы победили? Только потому, что пожертвовали двадцатью семью миллионами человек? Нет, я думаю, что нам позволила победить прежде всего наша сила воли. Мы воевали за правое дело, боролись за освобождение нашей земли! Наша вера в победу была непоколебима, невозможным казалось отдать фашистам Москву или Ленинград. Вера в справедливость помогает человеку жить и выживать. Несправедливые войны не могут увенчаться успехом агрессоров. Ни США в Ираке, ни Россия в Финляндии, Афганистане или Чечне, ни Наполеон в Испании не могли победить. Великая Отечественная война была справедливой войной!

Е.Ж.: Муза Казимировна, Вы были еще ребенком, когда началась война.

М.В.: 22 июня 1941 года я была на нашей даче в деревне под Псковом. Мама работала врачом и не смогла поехать с нами. Мне было тринадцать лет, а моей маленькой сестренке, с которой я нянчилась в мамино отсутствие, всего два годика. В это воскресенье она не приехала. Как я потом узнала, ее мобилизовали вместе с другими врачами больницы в первый же день войны.

В середине недели я увидела немецких солдат, которые проезжали мимо дачи на мотоциклах. Мы с ужасом поняли, что отрезаны от своих! Оставив сестру нашему дяде, я пошла с двоюродным братом в лес к партизанам.

Е.Ж.: Какую Вы могли принести пользу в тринадцать лет?

М.В.: Задание, которое мне доверили сразу же, было весьма серьезным: надо было отнести депешу в Ленинград. Псковская область была одной из первых, оккупированных немцами. Триста километров отделяют Псков от Ленинграда. Большую часть этого пути мы шли пешком. Около вокзала в Бологом увидели поезд с детьми, которых увозили из Ленинграда. Он попал под немецкую бомбежку. Вокзал был залит кровью и усеян детскими телами без рук, без ног...Я никогда не смогу забыть эту жуткую картину. Нам с двоюродным братом повезло, мы успели на последний поезд, идущий в Ленинград. Но недалеко от города нас стали бомбить. Я была очень маленького роста и смогла спрятаться под нижнюю полку – это спасло мне жизнь. А все, кто ехал с нами в купе на верхних полках, были ранены или погибли. Все же мы с братом как-то смогли добраться до города. Там все было по-прежнему: украшенные, как в мирное время, витрины магазинов, хлеб и пирожные, колбаса – все как раньше. Но восьмого сентября немцы окончательно окружили город – началась блокада. Бадаевские склады, на которых хранились все продовольственные запасы города, подверглись бомбардировке и полностью сгорели. По радио нам говорили, что случаи саботажей были почти на всех заводах города, что это дело рук предателей.

Е.Ж.: Как же Вы выжили в блокаду?

М.В.: Мама устроила меня нянечкой в госпиталь для детей. Однажды я пришла на дежурство и на месте госпиталя увидела только дымящиеся руины. Главный врач организовал отряды медсестер. У каждой из нас была своя задача. Я должна была ходить по домам моего квартала и собирать информацию об умерших, которых становилось все больше. Как ни странно, мужчины умирали быстрее, чем женщины. В городе начался настоящий голод. Октябрь, ноябрь, декабрь были самыми ужасными месяцами блокады. Каждый день умирало около десяти тысяч человек. Тротуары, улицы, лестницы домов были завалены трупами. Иногда мне приходилось спускаться по перилам, чтобы не наступать на них. Многие люди не имели сил относить своих умерших родственников на кладбище и тем более рыть в мерзлой земле могилы, чтобы похоронить их. В домах не было ни отопления, ни электричества. Трупы лежали в квартирах на кроватях и не разлагались. Только в апреле 42-го, когда были восстановлены некоторые линии связи с тем, что мы называли «Большой землей», стало немного легче. Люди как могли спасались от голода. Некоторые сажали картошку на кладбищах.