– Вот тебе, за то, что мать родную не слушаешься! Вот тебе! Все деду расскажу, знать в следующий раз будешь!

Она тащила его в избу за руку, чтобы уложить спать, а Федя кричал как резанный, будто его истязают, что даже соседка вышла за ворота посмотреть, что тут твориться. Покачав головой, соседка постучала своей палкой по земле и произнесла:

– Взбесилась баба без мужика…, – и ушла обратно в дом, громко хлопнув калиткой.

Марфа еще с получаса воевала с сыном, который капризничал и не хотел ложиться спать, но вскоре его резко сморило, а вместе с ним и её саму. Спала она всего час, но ей успел присниться странный сон. Она шла по дороге, где все было засыпано красным песком, она шла и шла по нему, увязывая по щиколотку, а впереди большой дом, которых, она никогда не видела в деревне. И шла она, как будто бесконечно и все больше увязывая в песке, а дом становился все дальше и дальше, и сил становилось все меньше. Хотела она остановиться на месте, так песок её начал затягивать, как болото, вниз. Испугалась Марфа, стала ноги выдирать из песка, да выдернув одну, другая уже начинала вязнуть. Страшно стало, кричать, уже было захотела, так тут и сон закончился. Проснулась она от шума. Это приехали с города Николай Феофанович с Никитой. Они о чем-то спорили, громко разговаривали, а когда к ним вышла заспанная Марфа, то резко все замолчали.

– Дрыхнешь опять…, – со злостью произнес Николай Феофанович.

– Сына укладывала…, – хотела оправдать Марфа, но тот не дал.

– Иди баню истопи, взмокли с дороги, мочи нет, чешусь весь от пыли.

Марфа поспешно выбежала из дома и, взяв с предбанника коромысло и ведра, побежала к колодцу, чтобы натаскать воды. После того, как вода уже грелась в бачке, она села в бани на лавочку и уставилась на занятые огнем поленья. В голове крутились разные странные мысли, не связанные друг с другом. Чтобы не терять времени, Марфа решила сходить за грязным бельем, потом взяла кадушку, налила туда теплой воды и разбавила в ней щёлок, и в тишине стала отстирывать белье.

– Марфа! Марфа! – послышался мужской голос с улицы – Марфа!

В предбанник вошел Николай Феофанович, и широко открыв дверь в баню, громко спросил:

– Чего не отвечаешь, блаженная?

Марфа подняла на свекра свои глаза, а тот, не отрывая взгляда от её мокрой кофточки, прилипшей к коже и выступающей под ней молодую грудь женщины, стал медленно снимать свою рубаху. Марфа от неожиданности бросила стирать, уставившись на покрытую жесткими волосами, мужскую грудь, и её вдруг накрыл страх. Не успела она и ойкнуть, как свекор вдруг кинул свою потную рубаху прямо ей в кадушку.

– Выстирай! – и резко развернувшись, вышел из бани с голым торсом.

Сердце Марфы еще бухало от страха, и сев на скамью, чтобы успокоиться, она уставилась на рубаху свекра, вытерев ладонью со лба, выступивший от жара, пот. Скоро страх уступил место стыду. Марфа отчаянно уткнулась лицом в свои ладони и закачала головой. Как же стыдно! Как же стыдно!

Потихоньку волна эмоций стала отступать, и Марфа принялась снова за стирку, тщательно полоща рубахи и полотенца, стараясь не думать о том, что было.

5. Строговские утопленницы.

Лето было в самом разгаре. Стояла полуденная духота, в траве стрекотали кузнечики. В воздухе витали пряные запахи полевых трав и нагретой земли. Вытирая пот со лба и изредка разминая спину, серапионовские бабы собирали землянику, разбредавшись по полянкам и лугам. Некоторые из них затягивали грустную песню и, как правило, где подхватит одна, там подхватит и другая, и несется эта песня эхом по серапионовским просторам.