– Вот счастливый ангел, все проспал…, – с грустной улыбкой произнесла Евдоксия.

Марфа подошла к сыну, помогла ему умыться, усадила потом за стол и стала поить чаем. Федя озадаченно смотрел на присутствующих грустных женщин, но все же послушно прихлебывал чай, закусывая хлебом. Подкрепившись, он вырвался из заботливых рук матери и побежал во двор, где его ждал собственный удивительный мир. Марфа, убрав посуду со стола, вышла в огород, где до самого обеда полола грядки от сорняка, вытираясь от пота платком и время от время, выглядывая сына, если вдруг не слышала его звонкого смеха со двора.

В обед, когда на улице уже палило солнце, все женщины собрались за столом подкрепится. Ели молча, изредка поглядывая то на улицу, то на друг друга.

– Вчера Денис Волков подрался с Завалихиным прямо у церкви, – вдруг неожидано прервала тишину Фотя, дожевывая хлеб.

Евдоксия тихонечко отложила свою ложку и внимательно посмотрела на внучку:

– Откуда знаешь?

– Сама видела, да и люди говорят, – Фотя зачерпнула каши из чугунка и жадно её проглотила.

– Не к добру это, уже у церкви дерутся…

– Ну, дерутся и дерутся. Спроси лучше ради чего, – лукаво подмигнула бабке Фотя.

– Да бог знает…

– А я вот знаю, и все уже знают, – не дала договорить Фотя бабке и весело продолжила – Из-за Прасковьюшки нашей.

Евдоксия открыла рот от удивления и, приложив ладонь к губам, закачала головой:

– Срам, то какой…

– Вот то-то и оно…

– Как же людям теперь в глаза смотреть? Как жить теперь с этим?– Евдоксия повернулась на стуле к образам и стала шептать молитву и креститься.

– Бросьте, бабушка, это все равно не поможет. Змея она, это ваша Прасковья, – высказалась Анфиса и встала из-за стола – Пойду цыплят покараулю, а то целый день коршун над ними летает.

– Иди, Фисанька, иди…

Сама Евдоксия тоже встала из-за стола и, молча, стала собирать посуду. Марфа, выпустив сына с рук, бросилась ей помогать, но та сразу остановила её:

– Не надо, – произнесла Евдоксия,– Иди лучше полы в сенях подмети.

Марфа послушно положила обратно грязные ложки на стол и, молча, ушла в сени, где подметая сор с пола, задумалась, не любовную ли записку передавала она тогда? Странно все это ей показалось, не похоже было на это, явно была какая-то другая причина ссоры Завалихина и Волкова, по крайней мере, тут дело было совсем не в любви.

Управившись с полом, прибрав разбросанные вещи из сундука, Марфа вышла на крыльцо, чтобы позвать сына. Тот сидел прямо на траве, гладя по загривку собаку и прищуриваясь, довольный смотрел, куда-то вдаль.

– Федя, сынок, пошли, поспим немного, а потом снова играть пойдешь, – ласково обратилась Марфа к сыну.

Тот замотал отрицательно головой и, встав с травы, пошел, куда-то в сторону.

– Федя, не балуй, а то деду расскажу, как ты не слушаешься, – все еще ласково уговаривала его Марфа.

Но Федя вальяжно шел в сторону сидящих кур в тени, размахивая руками, чтобы напугать полуспящих птиц.

– Федя! Вернись!

"Ну, вот. Теперь и сын меня ни во что не ставит": с горечью подумала Марфа и, взяв прутик, лежавший около крыльца, пошла, грозно размахивая им, за сыном:

– Федя, вернись! Пора спать!

Но на её слова сын только рассмеялся и кинулся в сторону бани. Там он юркнул между дровяником и сараем прямо в кусты сирени. Марфа побежала за ним, все так же размахивая прутиком и крича ему вслед. Анфиса, видя это зрелище, тоже рассмеялась:

– Правильно, Федька, не сдавайся! – весело кричала она ему.

И все таки, протиснувшись в щель между сараем и дровяником, Марфа пробираясь сквозь кусты успела схватить сына за шиворот и, под детские крики, она несколько раз легонько огрела его прутом: