– На туфту все равно клюнули. Пока Краснов морил блох на нарах, мы могли давно смыться. Если бы не этот Егоров…

– И Егоров, и случайный шофер, и маленький магазинчик за речкой – все с самого начала было против вас. Против были отряды работников милиции, народных дружинников. Целый заслон. И потому вы были обречены… Но хватит об этом. Скажите лучше, чем объяснить вашу собачью верность этому лодочнику?

– Вам все равно не понять… – теперь уже отрешенно произнес рецидивист. – Этот человек полуживого вытащил меня из реки, когда я плюхнулся туда, смываясь от одного мильтона. Выходил, как ребенка. Жизнь спас…

– Вытащил из реки и окунул в лужу крови! Это ли спасение?

– Спасение… – усмехнулся Бодяга. – Я думаю, и для меня и для него этого слова уже не существует…

Зазвонил телефон. Следователь поднял трубку.

– Брагин слушает. Что? Задержали? Молодцы! Поздравляю! Нет-нет, я поговорю с ним позже! – Он положил трубку. – Ну, вот: нашелся хозяин второго обреза. Маскарад с фальшивой бородой закончился…

– Немало нам пришлось за ним погоняться, – рассказывал спустя некоторое время усталый, но довольный Крутиков, сидя в кабинете следователя. – Хоть прямо отсюда на Олимпийские игры! Стар, а удал, бестия. На моторке пытался улизнуть. Хорошо еще рыбаки местные подсобили.

Он вытащил из кармана смятый конверт и протянул его Брагину:

– Лодочник наш к тому же еще, оказывается, страстный сердцеед! Вот почитай письмецо. Изъяли при задержании. Видно, не успел отправить.

Письмо было адресовано некоей Тимофеевой в город Саратов. Лодочник писал:

«Милая Аннушка! Шлю тебе нижайший поклон и тепло одинокой души своей. Сообщаю наперво, что я жив и здоров, чего и тебе пожелать хотел бы. Если и есть для меня какое счастье на этом свете, то это письма твои и любовь твоя. Три года минуло уж, как мы познакомились с тобой. А будто только вчера все было. Видно, сам бог послал мне тебя и свел нас с тобою в том доме отдыха, куда я, садовая голова, и ехать-то не хотел вначале. Эх, знала бы ты, душенька моя, как тяжко мне здесь дни коротать. И люди, и пчелы – все разом надоело, как встретил тебя. Ты все меня переехать в город уговаривала. Я теперь так и сделаю. Поеду к тебе, моя радость. Небось, не прогонишь бобыля несчастного. Я здесь деньжонок немного скопил. Заживем, как приличные люди. Не дом, а хоромы построим. И будешь ты в них хозяйкой полновластной. А еще вот что, Аннушка. У меня здесь дружок один объявился. Мы с ним вместе приедем. Побудет он с нами денька два, а потом проводим, куда сам пожелает. Дай тебе бог крепкого здоровья, душенька моя. А коли будет так, то скоро и свидимся. Твой Ванюша».

– Да, любвеобильный мужичок, – покачал головой Брагин, закончив чтение письма. – И на язык остер. И подход к женщине имеет. А главное, решил все просто. Награбить денег, купить домик и разводить тюльпаны… – Он повертел в руке конверт. – Здесь есть адрес Тимофеевой…

– Наши уже выехали в Саратов, – пояснил Крутиков и добавил с улыбкой: – Такие дела надо доводить до конца.

– А что там? – спросил Брагин, указав чуть насмешливым взглядом на желтый потертый портфель, в котором начальник уголовного розыска обычно приносил вещественные доказательства.

– Да, совсем забыл! – спохватился Крутиков, перекладывая портфель с пола на колени. – Здесь сувениры лодочника. Вот полюбуйся! – Он привычным движением открыл портфель и выложил на стол его содержимое: увесистый обрез, паспорт, пассажирский билет и несколько золотых колец.

– А борода? Где борода? – встал из-за стола следователь. Подойдя к капитану, заглянул внутрь портфеля.