Только теперь на меня смотреть уже поздно.

Фельдшер закрывает дверь скорой, окончательно отрезая нас от него и от того хаоса, что произошёл по его вине.

«Ал, у меня не получается вырваться».

«Я не могу. Никак. Вечером куплю ей торт. Всё. Мне пора».

В висках противно стучат лживые слова.

Никак он не может!

Ложь. Все его слова ложь. Гнусная, подлая, наглая ложь.

А ведь я верила, что он много работает. Понимала и даже жалела. Арья ему верила. Мы все верили.

И я уверена, что если бы не эта нелепая случайность, по которой мы оказались в центре города, Вова, как обычно, пришёл бы домой и принёс обещанный торт. Аришка бы с радостью тараторила, рассказывая любимому папочке все свои новости, и они вместе смотрели бы на телефоне её выступление. И всё было бы как прежде.

Идеальный вечер в идеальной семье.

Которой больше нет.

***

Бессмысленно смотрю в одну точку на затёртой квадратной когда-то светло-серой плитке на полу, совершенно потеряв счёт времени.

– Да пропустите же! – доносится знакомый голос. – Что значит, не положено? А кому положено? Да, я – мать!

Крёстная. Но Вика «забывает» сказать об этом охраннику.

Поднимаю голову и вижу, как прямо на меня летит Малышкина.

– Алла! Ты как? – Вика плюхается рядом.

– Нормально, – имею в виду, что руки-ноги целы.

– А Аря? Где она?

– Повезли на обследование.

– Что-нибудь известно?

Киваю.

– Лёгкое сотрясение и односторонний перелом трёх рёбер.

– Твою ж мать! Это что, её загипсуют?

– Я так поняла, что нет. Но полежать придётся. Было бы два ребра, нас бы отпустили домой.

– С поломанными рёбрами домой?

– Так мне сказали. Что переломы одного-двух рёбер лечатся амбулаторно, – зачем-то повторяю ненужную информацию.

За то время, пока я ждала окончательный диагноз, из меня словно выжали все жизненные силы.

– Так. Не надо нам амбулаторно. Пусть лучше под наблюдением врачей будет. – Вика одновременно кому-то пишет сообщение. – Не переживай.

– Вик…

– А? Я сейчас. Маме написала.

– Моей? – облизываю пересохшие губы.

– Нет. Своей.

– Моей не говори пока ничего.

– Эм…

Не без труда поднимаю на Малышкину вопросительный взгляд.

– Что ещё случилось?

Вика с шумом выдыхает, надувая при этом щёки.

– Не переживай. Всё нормально. – Отмахивается.

– Вика, – произношу с лёгким нажимом, требуя ответа.

– Знает твоя мама уже всё, – признаётся неохотно.

– Что именно?

– Всё. Сейчас же у нас все, кому не лень, папарацци недоделанные. Кто первый успел, тот и слил в сеть. Чуть ли не в прямом эфире трансляцию вели. Сволочи! Вот мама твоя и увидела. Позвонила тебе. А телефон у Кости был. Ему пришлось ответить и всё ей рассказать. Ах, да! – спохватывается. – Держи.

Протягивает мой смартфон.

– Спасибо, Вик.

– Да не за что. Кстати, этот «труженик» был?

– Нет. И вряд ли он скоро появится.

Вова подождёт, когда всё утихнет. И когда я остыну.

– Ах, ну да, ну да. Там же рабочая задница пострадала.

– Вика! – шикаю на подругу.

– Что, Вика? Ох, чёрт! – восклицает, когда до неё доходит смысл того, что она сказала. – Упс. Оговорочка по Фрейду вышла, – глупо хихикает. – Я немного не то имела в виду, что получилось, – оправдывается.

Чтобы Малышкина и за что-то оправдывалась? Это редкость. Причём уникальная.

– Но получилось как раз то! Надеюсь, ты не собираешься его защищать?

– Кого?

– Вовку. А вообще, мне очень интересно, что он скажет в своё оправдание.

– Я не собираюсь слушать никакие его оправдания.

– И правильно. Потому что такое оправдать нельзя! Алла, а Аришка? Как она это перенесёт? Он же ведь для неё был всем.

До Малышкиной только сейчас доходит весь ужас ситуации. Ведь дело даже не в том, что Вова изменил мне. Он предал дочь, которая без ума его любила.