вместе с конфетками девочки Юли.

Горсти за щеку бросаются метко…

Юльку в усах не узнала соседка!

(Андрей Мишагин)

На общей кухне дело было —

в соседский суп бросал кишмиш.

В сердцах мне мама говорила:

– Андрей, ну что же

ты творишь?

Мазок к мазку —

как в вечность взносы.

Самара, Бока и Париж…

На каждой выставке – вопросы:

– Andrey! Nu chto ze ti tvorjish?

Когда

в скупом столетнем жесте

ты пустишь побоку престиж,

перед собой ты будешь честен…

Андрей, ну что же ты?!

Творишь.

Мне хочется жутко

продлить свой маршрут

в тот день, где суббота,

и гости придут.

Где все суетятся,

где я бестолков.

Где тискают

белой овчарки щенков.

Туда, где так

щиплет язык от приправ,

где все беззаботны

и каждый неправ.

Где бабушка жарит

быстрей, чем в кафе,

а ты ей мешаешь,

уже подшофе.

Где всех уместят

за раздвинутый стол,

и стул тащит с кухни,

кто крайним пришёл.

Где тотчас к закуске

летит инструмент,

а тост сочиняют

в последний момент,

вопят, комментируя

гадкий стишок,

друг друга не слышат…

И всем хорошо.

Как-то жил уездный доктор

там, где все болели всласть.

Пролечив, он отчего-то,

захотел на всё накласть.

На законы, на поборы,

на зарплату «по чуть-чуть».

Положить на всех «с прибором»

и в деревню мотануть!

Сказ – короток, бизнес – долог…

Домик взял охотофил —

посадил аллею ёлок,

вдаль колени распрямил.

Прикормил болотных уток,

разозлил домашних псов,

обживая промежуток

меж заброшенных лесов.

Дрофы, вальдшнепы, крикуши

тут кончают свой облёт.

Доктор наш не бьёт баклуши —

ловко валит птичек влёт.

Сидя в вечер у камина,

под жаркое из бобра,

рассуждает как доктрина

загоняет в доктора…

На звоночки лаконично

отвечает – ремесло.

Ну а то, что чуть цинично —

так ведь многим помогло!

Спички, флешки, соль, патроны

подвезёт младой брюнет.

А знакомые бароны

кинут средств на интернет.

Между трёх крестьянских улиц

ходит – ласков и матёр.

Окунёт коньки, блесну ли

он в любом из трёх озёр.

Поменять пора застреху,

пить зовут учителя…

Снова хочется уехать —

всё ж уездный доктор, бля.

Промелькнул багаж в дверном проёме

Спел мальчишка, да и был таков.

На порядок стало меньше в доме

ползающих невпопад носков.

Не скрипят под утро половицы,

под ногами молодых бродяг.

И никто в ответ не взбеленится,

коль твоё брюзжание в напряг.

Издавна младые остолопы

отрывались от своих распутств —

съездить в просвещённые Европы,

выбрать из науки и искусств.

Я свои исполню полномочья,

а когда устану от тоски,

полечу-ка в Вену – шляться ночью,

спорить и разбрасывать носки!

Пятьдесят гусей несутся клином

в средиземноморские края,

а внизу охотник с карабином

целится, дыханье затая.

Гуси в стаю прут,

как на премьеру —

промахнуться стало всё трудней!

Не судьба злодею-браконьеру —

захлебнулся мыслью от слюней.

А косяк всё множится спросонок…

И ему желаю я вдогон —

чтобы сотый маленький гусёнок

приземлился в заданный район.

Хорошо быть в жизни дедом,

ёбнуть рюмку за обедом,

закусить кусачим луком,

прокатиться к речке с внуком,

позвонить друзьям с футбола,

вздуть соседа-пиздобола,

съесть врачебную пилюлю

и пойти тихонько в люлю…

Самыми тихими буквами, плавными, как закат,

я поздравление это тебе пишу.

Под стук мяча познакомились лет десять тому назад,

тогда, когда каждый пытался помочь малышу.

Дети прилично выросли, глядят на отцов чуть вниз.

И мы незаметно стали слегка… плотней.

Судьба – кухарка неловкая, колотит жизни сервиз,

но речь я веду о тебе, а совсем не о ней.

Тут буквы слышнее становятся, как чайника раннего свист

в доме уютном, где даже печаль легка.

Забавно сыграть словами бы, но я не крутой лингвист,