предпочитая всем приправам

солёных шуток каламбур.

Шёл он с улыбкой до ушей

туда, где гнали всех взашей.

Хоть дамы были без ума,

но любит он одну. Весьма!

Не обладанья лимузином —

а утром, в блеске зеркалов,

бритья совместно с длинным сыном

в мечтах так жаждет наш Щеглов!

Станок не выпадет из рук,

когда к ним третьим встанет внук.

Не подведи, родная дочь —

не лишь хотеть, а точно смочь!

Ну а мальчишеское братство —

бальзам для лысин и седин?

Порой мешает жизнь собраться,

но ты ж не старишься один:

дружка хлещи, чтоб – вниз с полка!

И – запотевшего пивка…

А коли вдруг дрожит твой хвост —

есть телефон. «Вацап». И тост.

Господь хранит нас, хоть икает.

Да он и дальше б агнцев пас,

но срок храненья истекает

у всех по-разному из нас!

Коль рая сносишь благодать —

то раньше можешь подгнивать.

А те, кто ползал надо льдом —

те даже портятся с трудом.

…… … … … … … … ……

У Черной речки, где когда-то

безвольно целился поэт,

герой наш свой пятидесятый

даёт торжественный обед.

От поздравлений он пунцов,

но слышит каждое словцо:

«Чтоб жил ты долго! Вновь и вновь.

И всем нам причинял любовь»…

Без листиков осень тоскует нагая:

не зря же на мове ноябрь – «листопад».

А мы поздравляем тебя, дорогая,

сегодня всем сердцем!

Готовь-ка салат,

чтоб он благотворно улёгся в желудках,

оставив местечко для вин и конфет…

Жизнь – цепь дней рожденья,

и лишь в промежутках

мы ищем продукты на

новый банкет.

Случатся раны – сможешь их зализывать

в режиме повседневной толкотни.

Тебе, сынок, стишки мои дописывать…

Изрядно поначёркал, извини!

В эту жизнь мы расчетливо посланы —

чтоб спустились вниз, ветку сломив.

В пятьдесят мы становимся взрослыми,

оставаясь в поступках детьми.

Вроде взор излучает величие,

седина – поручитель мозгов,

но на часто рихтованном* личике

есть следы от пощёчин богов.

Что-то сделать уже не получится,

в табуны увели жеребят.

И ночная шалунья-попутчица

на платформу сошла без тебя.

Дальним светом хватая грядущее,

мчим в салоне со старым чехлом.

Но былое в тылу вездесущее —

весь багажник забит барахлом.

Как бы ни был ты, брат, состоятелен,

наплевав на солярки расход,

объезжай ненаглядных приятелей,

чтоб собрать их хотя бы раз в год.

Ведь на свете нет чувства единее,

чем дыханьем не тронуть свечи…

Я к тебе завалюсь – уши в инее.

Пусть не гаснет твой факел в ночи.

Бог помянул – посылает болезней,

хоть много поводов нас позабыть.

Знайте – что есть, никогда не исчезнет.

То, чего нет – не сподобится быть.

Знак различайте, для прочих незримый,

гостя примите, коль даже не зван.

Верьте не в то, что проносится мимо —

то полюбите, что выпало вам.

Людям свое отдавая богатство,

вы ничего не берите взамен —

в сердце не будет тромбоза злорадства,

в чистых просветах доверчивых вен.

Я не из продажного «Гринписа»,

я не сердобольная актриса.

Только, как собаке – мыловары,

мне все эти ёлкины базары!

Куплены все нужные бумажки.

Дадены чиновные отмашки.

Цены, от которых сводит скулы.

И везде питомцы саксаула.

На любого жителя округи

три сосны срубили без потуги.

В глотку мандариновая долька!

Вы скажите – на хрена же столько?!

Как рабыни на турецком рынке

умирают. Сохнут пелеринки…

Первого, пока мы хлещем водку —

в ДСП их, на переработку,

или же сожгут в кострах шашлычных —

хоть не по рецепту, но привычно.

Не люблю я ёлок из синтетик.

В их лесах замёрзнут наши дети…

Забавляясь Новым годом,

Снег глумится над народом —

смуту внёс своим приходом

в расписанье нужных дел.

Он играет под балконом