– Владимир, – окликнула она, – через месяц День учителя. Не порадуешь нас выступлением?

Он поморщился, словно от зубной боли.

– Слышал, Шутов? – толкнул Луку локтем. – Они нам оценки зарубили, а теперь хотят, чтобы я их развлекал.

– Ежу понятно!

– Спасибо, – с вызовом заявил Платов. – Три четверти мы блистали, а в конце вдруг стали троечниками? Вы сами знания в нас вложили – и сами же их украли! Мы уходим в другую школу – там хоть ум ценят. А вы свои старания – в мусорку. Пусть теперь ботаники вам стихи бубнят, а мы будем зарубежку читать!

Яшина едва заметно улыбнулась и тихо сказала:

– Вова, ты умница, но не дай обиде сломать тебя. Не мы оценки ставили – их «спустил» Гусев. Он хотел обменять бюсты на станок для Дома пионеров, но из-за вашего «вандализма» сделка сорвалась.

– Да сколько можно! – вспылил Вовка. – Мы их не трогали!

– Я верю тебе, – вздохнула учительница. – Молодец, что научился отстаивать правду. Она достала из сумочки шоколадку. – Подкрепитесь с Лукой.

ГЛАВА 6

Они шли молча, словно окутанные невидимой пеленой тайного сговора. Младший братишка, юркий и неугомонный, как тень, скользил у них под ногами, с остервенением пиная полусгнившее яблоко – безмолвный символ увядания и тоски по заброшенному саду детства.

– Слушай, что придумаешь – твоё дело, но с мамой я вопрос решил. Она мой переход в другую школу поддержала, – выпалил Плутон, резко останавливаясь перед дверью класса, будто перед неприступными вратами. – Ночь – сплошная бессонница, мысли вились, как змеи в растревоженном гнезде. Если директор по-хорошему не отпустит, пойду в РОНО, выверну им всю подноготную. Поднимется буря, Гусеву с его липовыми оценками мало не покажется. Скорее всего, струхнет и отпустит с миром. Меня там знают по самодеятельности и олимпиадам. Вопросы будут, конечно, но я готов к любому допросу. И весь этот балаган из-за лживой Тычинки, чтоб ей пусто было.

Лука, внимательно ловя каждое слово, широко распахнул глаза:

– Да ты даёшь! А я-то во тьме блуждал, мучился, и мысли – один в один твои. За завтраком всё отцу выложил. А он мне и говорит: «Ты уже почти взрослый, рассуждаешь здраво. Действуй сам. Если что не получится – я одним звонком всё улажу за вас обоих».

– Понимающий у тебя отец, – одобрительно кивнул Владимир. – Бывший артиллерист, а теперь парторг на заводе. Если понадобится, он разберется с этим Гусевым. Раз – и нет школьного диктатора. Он же сам хвастался, что его там все уважают.

– Да, но там производство, а здесь – школьное царство, где учатся его дети. Он прежде всего за Вадика переживает, ну и за меня, конечно. Поэтому тогда, с Шевченко и Гоголем, он от меня отмахнулся: «Сами выпутывайтесь, мы вам не наставники. Были бы вы нашими подопечными, Гусев бы на вас и дышать не посмел, но мы детский дом опекаем». – Лука тяжело вздохнул и добавил: – Я же ему про годовые оценки молчал до последнего, а утром пришлось во всём признаться. Он, конечно, рассердился, но помочь нам готов.

– Рад, что он тебя понял, – обрадовался Вовка. – Чувствую, вовремя он в твою проблему вник. У меня какое-то предчувствие нехорошее.

– Почему? – с тревогой спросил Шутов.

– Атмосфера вокруг какая-то странная, давящая, словно перед грозой, – прошептал Платов. – Затишье перед бурей. Сам посуди: неделя прошла со дня нашего «подвига», а камыши даже не шелохнулись. Улик против нас нет. Но женщины – не мужчины. У них любопытство, как огонь в печи, пока до истины не докопаются. Так что готовься, тебя ждёт допрос, возможно, даже с пристрастием, – он скорчил гримасу и рассмеялся.

– Жаль, что моя мама не библиотекарь, я бы тебе нашёл что ответить, – обиженно надул губы друг. – У меня и так настроения никакого, а ты последние капли бодрости выжимаешь своим «юмором».