Забора нет, а вместо – валуны, булыжники, не частым махом нашлёпаны природой на песок до горных гряд на горизонте.

Спустя ещё машины выкатились, преимущественно с пассажирской начинкой. Для несведущих обстановка смахивала на массовое оставление в чрезвычайных ситуациях населённого пункта жителями, правда без пожитков. Тутошним же рисовалась картина "Исход на труд".

Живые цепочки заструились на холмы в пылевых порывах. Ноль-девять-четыре махнул головой: "За мной".

Поистине, траурная процессия прибыла в долину каменно-металлической всячины с обозначениями в штриглифах. Средь них красовались февамы – модели, в смеси карьерного самосвала и военного грузовика.

Отпочковалась кучка от омиерги, бригады, по совокупности специальностей разношёрстной. Направилась к горизонтально вытянутой полусфере крыши, – Дима согбенно замыкал хвост. Вошли в недораспахнутый ангар "

", с нагромождением внутри, рядами, металлических ящиков.

"Внимательно слушай сюда, симидимы!" – на прибывших таращился двойник с ошейником, в чистенькой робе, с "" слева, но справа вроде герба.

Из-за его спины вышел "", симидим с кванипером, как папка у начальника: "Эти капаметы таскаем туда, те сюда, а задние к выходу, – вторя свободной рукой направления. – Давай пошевеливайся".

Дима нехотя – за первый ящик и в развалку, с шестью подобными, принялся перетаскивать. Тело не своё и не послушное. Под молчаливый топот залезло в голову "Тяжело в ученье, легко в бою", муравей вспомнился, тащащий травинку больше тела.

Мысленная круговерть прервалась: "Стоп! Время мандуци!"

Обдавая пылью округу, заехал фургон, из набора утренней эвакуации. Изнутри открылась задняя дверь, – передвижная закусочная и симидим "

" вприсест у наклонной бочки, литров до двухсот, на металлических санях, и мини подиума пищевой посуды, бесцеремонно-желательно: "Чего стали? Налетай, – приговаривая: – В здоровом животе фоноса не водится".

Работяги по одному подходили, беря квадратный, серо-зелёный ломоть с ладонь – домепан и пукупру – полуквадратный котелок, подставляя под шланг, истекающий кашеобразным желе светло-коричневого цвета и отходили, рассаживаясь.

Дима последовал примеру: с лёгким тремором конечностей, поднёс ко рту, приняв запах содержимого, источавшее отдалённо букет сельдерея, корицы и кислоты. А домепан – местный хлеб походил на прорезиненный, безвкусный сухарь. Кое-как проглотив сей обед, напросился вывод, что мандуци – это русско-китайское слово.

"Пойдём заткнёмся ардипкой", – лениво симидим один другому, и грязную посуду – в кузов.

В углу от входа на капамете бак и три стакана из металла. Поочерёдно сдули пыль, подставили к отверстию у основания, нажали кнопку-клапан и заструилась прозрачная голубоватая жидкость, – не отрываясь выпили.

За процедурой терпеливо Дима наблюдал и следом повторил, – на вкус кислинка, горчинка?.. мизер – непонятно, но полегчало.

Уехала закусочная. Вальяжно посидели, прилегли, прикрыв глаза, – предмет на выбор.

С очередного понукания угрюмыми вернулись к монотонному процессу с ящиками. Уже в изрядной устали, беря верхний, Дима оступился, спровоцировав падение. Из отвалившейся крышки со звоном разлетались шестерёнки, втулки, прочие детали. Присутствующие поневоле уставились на добро.

К месту падения надвигался утренний крупняга "

": "Ты что же, сраный симик, портишь имущество Сачерсум, – и мощный кулак прилетел в Димин лоб. Почти киношное падение, отключка продолжились приподнятием тела за грудь. – Я из тебя душонку вытряхну и запихну обратно, покруче Тирадива, – и подбежавшему на шум "", немного заспанному: – А ты, Гад, чего щёлкаешь? Следи за говном, либо сам…"