И сиганул в газон по пояс перед лохматым пёсиком, обнюхивавшим "сообщения коллег" в траве.

Тот пулей отскочил, залаял – собачник дёрнул поводок: "Пошли, дурень. – Четвероногий не унимался на объект – на пятачке пустое место для хозяина. – Лохматик сбрендил", – того буксиром поволок.

А Дима одним шагом на поверхность. Дразня животное, подпрыгнул и увяз по горло – замер: "Вот сейчас отроюсь и будь здоров… товарищ Сухов".

А в разных концах города порой столбы света опускались и уносились в небо, не по физике Земли – новая материальность.

Ночной проспект кичился скидками в подсвеченных витринах. Глаз лёг на первый встречный супермаркет электроники, с недельной акцией "Купи две вещи по цене одной" и вторгнулся в стеклопакет. Один бродил по залам: совпало в нерабочие часы. Цена кусалась у линейки ноутбуков, – хвать – мимо. И не попишешь ничего, на выход через выход сквозь.

В автосалоне дорогие иномарки, коммерческие предложения наперебой. Понравилась модель, присел у облицовки, гладил, – рука плыла по форме кузова, не чувствуя прохладцу стали, тем паче перепад температур окружающей среды. Руль виртуально покрутил.

Подальше ювелирный магазин, – по логике не прикасался к украшениям, по-деловому руки за спину.

А в продуктовом торты поедал глазами.

Ночного клуба вывеска мигала, заевшим ритмом бухало из-за двери, и размалёванные девушки туда-сюда, – авось на страшненькую клиент созреет. По ходу разочаровавшись, не зашёл.

За городской чертой, в глуши, остатки ночи на траве, уткнулся в звёзды: "Почему?.."

Вот дом родной, мать, постаревшая в печали, и вещи по местам, – реальное кино, и для него нет роли.

"Прости меня мама", – Дима удалился, не в силах больше сострадать.

Перемещался над горами, – леса, луга – такая ширь: "Блин, как обалденно, и не думал, пока с Ершом тусил".

Ракета-зверь вдали пыхтела дымом и, перевёрнутой свечой, оторвалась. К ней на забаву прицепился, кузнечиком на шест, – и невесомость, и притяжение Земли сплелись.

"Спасибо, что подбросили", – включил автостопщика, отпрыгнув на ходу в самостоятельный полёт.

Дивился огням в ночном полушарии, синеве дневной половины, Луне, поодаль отдыхавшей бледным фонарём.

Прикоснулся к заковыристой геометрии искусственных спутников, – и мусор: "Ух!" – не увернулся от куска металла, – благополучно сквозь.

Неведомое манило, без горизонта, через астероиды, к гиганту Юпитеру, красавцу Сатурну. Тогда и шарик голубой растаял, и Солнце блёклой точкой стало.

"А что вы скажете, профессор?.. – когда во мраке прохождения пространства, в чередовании отдалённых светил звёздных систем, появились очертания двух бело-голубых фигур, в лазурно-фиолетовом ореоле, – успел изречь: – Привет", – и полоснувший яркий луч обездвижил Димину сущность…

Глава 2

Первые мгновения заполнились в глазах серым потолком. Примитивные шевеления пальцев присовокупились осознанием: "Что это всё значит?".

"С прибытием в рай, далёкий край", – особняком вовнутрь просочилась речь – внешне ушам порой передавались приглушённые похрюкивание, порыкивание, присвист.

"Ты кто такой?" – пролопотал оторопело: на него смотрела крупная лысая башка, – то ли радиация волосяной покров обрила.

"Что новенького в Тропсигале?"

"Э, где это я?" – первый пот, холодный.

"На Лютукрепусе".

"На каком, на хрен, ребусе? Что за чудилы?" – рассматривал вокруг "оживших" героев из комиксов, в робах вечереющей серости: дышащем полубрезенте, юджопеоре, как и на Диме. И все – одно лицо широких форм, прижаты уши, – лишь разнили на голый торс желтоватой мышечной плоти наросты, шрамы, индивидуально, "тройняшек-четверняшек".