Один за трезвость – ноль-пять-три, анаглик бултыхал: "Ты что же, приготовился на линьку?" – "Мы все там будем, а потома здесь". – "Болезнь коварная, как и названье… аллергия".

Эрит: "На симидимов".

Ржакой заливались, а Дит ощупал кожу лба и щёк.

"А что амакиверы… кто запрет таскает?"

"Фиг масло, вот диомихи мутят. Чего?.. Пока не знаю точно", – ртом набитым.

Злобивыми бровями Дуглас: "Пораскидать их надо, упырей".

"Тебе бы только раскидать, – анаглик отпивая, трезвенник, – а омиерга сработана".

"Незаменимых нет. Чего ты, Лео, впрягся?"

"Они – неповторимые спецы и гайки подзакручивать не надо. Давно ли сам… – глаза на номерок висевшей куртки, – из шкуры симидимской вылез?" – в пукупре с горкой очередная исключительность: полоски красновато-жёлтые, бороздки для ломания, – спокойно грицапоцу взял и нагловато захрустел.

"Разворковался, больно языкаст. Поприкуси. Мож хочешь к ним обратно?"

"Насрать с фумавуна февамой. Тобой не назначался".

Один-ноль-шесть: "Завязывай собачиться, лучше наливай".

"Не влезай, миротворец", – тёмно-лимонистая морда главного.

"Моя хата кромсать и штопать".

Мгновение – подскочили Лео, Дуглас – руками через ямасеп до горла обоюдно.

"Стоять!" – Дит.

Рукоприкладства не случилось: под локти растащили петухов. Глядишь, осиротел бы их Монабитэр. Еда раскидана, посуда – наглядно руководство наперезаседалось. Ни с места только один-ноль-шесть и ноль-один-четыре, – чуть отклонились, не мешать.

Ещё раз ноль-семь-семь просунул нос, за двадцать на часах.

"Исчезни!"

Дверь захлопнулась, погасло освещенье…

И утром не случилось-то подъёма из-под палки: эмоций буря хомидимов из вчера переродилась климатической волной в сегодня, за два часа положенных проснуться. За окнами шипело, завывало, не приколоченным носило по округе, по стенам молотя, напрашиваясь в гости.

Ушами симидимы навострясь к извне: "Сегодня праздник". – "Накрылся выходной". – "А завтра жоп: на аварийку всех". – "Печаль, остались без жратвы". – "Возможно, но не факт".

"Пабам-тык-бух!" – чего-то посрывало – пред бурей сдался подуставший материал, вибрациями в перепонках.

Почему-то зацепились двое – один рукой за подбородок башку другому отжимал, пытаясь пальцем и до глаза дотянуться. Соперник вынужден в повёрнутой гримасе, "высокомерной", того за шею гнуть. Но первый вдруг из буквы "Г" под ноги бросился, – так дёрнул их, что с грохотом свалил, накинувшись душить. Второй, из-за перешедшей инициативы, осваивал приём на отгибание башки, руки попутно, – с себя рывком душащего и на него налечь. Но напоролся на согнутые колени, – перевалился через них. Боролись лёжа на боку, кряхтя, рыча, не позволяя приподняться, взгромоздиться друг на друга. "Ковёр" пропитывался потными телами, слегка зеленоватого отлива. Обступили зрители возню: за своего болели подначкой и подсказкой, – на победителя оценка расходилась.

Вмешался Крот: "Завязывай полы мусолить, – не возымел эффект, повысил тон: – Завязывай!"

Те вроде нехотя, но расцепились: и подустали знать борцы с взаимоненавистью поугасшей.

Из уритопа Дима расшаркивался опепропедами, костюмчик поправляя. Окинув шум: да хрен-то с ними, – на ложе плюхнулся опять: "Чего там, бурю делят?"

"Товарищеский матч, финны против шведов", – Сладков бездельем время рядом заполнял.

"На что играли?"

"Эти обычно на национальный суверенитет, – закинул руки за голову. – Финн из семнадцатого, Сымман, бежал в Россию, чтобы в шведскую армию не загребли, на нас переть. Шведы отловили, запытали, ради забавы наглушняк".

"Второй пытал?"

"Не. Швед Мальте в следующем веке объявился. Просто шведы финнов лет пятьсот плющили. Теперь возвратка", – мечтательно на не касающиеся предания старины глубокой.