«Господи. Возьми уже себя в руки».

Пришло время напомнить себе одну очень важную вещь. Формально Джозефина работала на него. То есть пора было заканчивать думать, чувствительная ли у нее шея и трогала ли она себя в ванной. Отныне эти мысли были под запретом. Он, конечно, не самый высокоморальный гольфист – да и человек тоже, – но он не станет пользоваться своим положением.

Так что было бы обалденно, если бы она перестала пахнуть цветами и украдкой бросать на него взгляды прекрасных зеленых глаз.

– Из каких глубин ада они высрали это прозвище? Крошка Ру? – проворчал Уэллс.

Она поперхнулась, и он тут же пожалел о своем тоне.

– А. Ну, они с детства звали меня Джоуи, а так в народе называют маленьких кенгурят, вот «крошка Ру» ко мне и прилипло.

– Идиотское прозвище.

– Получше твоих.

– Это какие?

– «Козлина с клюшкой», «говнящийся гольфист» и мое любимое – «ворчливый Гилмор».

Кто-то позади него хрюкнул от смеха. Кто-то еще кашлянул.

Джозефина прикусила губу, содрогаясь от смеха. Интересно, стала бы она смеяться, прижми он ее к стене и прикуси за губу?

«Выяснять это ты не будешь».

Хотя… вдруг она думала о том же? Взгляд его кедди скользнул к его губам, а затем метнулся в сторону, и на ее щеках заиграл румянец. Он что, совсем спятил? Знал же, что она ему нравится, но все равно взял ее на работу, предполагающую постоянную близость. Зачем?

– Уэллс, – хрипло сказала она, – приехали.

Оглянувшись, он осознал, что лифт опустел и они остались одни. А он все зажимал Джозефину в углу. Крохотную кабину наполняли музыка и смех, доносящиеся снаружи, а он даже не слышал. Мысленно выругавшись, он отступил и жестом указал на дверь.

– После тебя.

– У-у-у, – ухмыльнулась она, проплывая мимо, – осторожнее, а то начнут называть тебя галантным гольфистом, принцем подачи…

Уэллс фыркнул, легко нагнал ее и зашагал рядом по освещенному фонарями коридору.

– Ты же так хотела пощеголять опозданием. Не буду лишать тебя удовольствия.

– Долго будешь мне это припоминать? Пока не придумаешь что-нибудь новенькое?

Они остановились у входа в зал, дожидаясь, пока люди перед ними назовут свои имена девушке с планшетом.

– Типа того. А что, есть варианты?

– Я кладезь для шуток, Уитакер, но совсем на халяву уж не рассчитывай.

Уэллс вдруг пожалел, что согласился пойти на бессмысленную вечеринку. Лучше бы пригласил Джозефину на ужин. Может, еще не поздно? Гольфисты часто ужинали с кедди. Никто бы не удивился. Даже наоборот. И Уэллс был абсолютно уверен, что общаться с ней будет куда приятнее, чем с людьми по ту сторону этих дверей.

– Слушай, там одни пафосные закуски будут, буквально на один зуб. Может, лучше…

Ахнув, Джозефина вцепилась в его руку, глядя куда-то в зал.

– Господи, это же Дзюн Накамура.

Пришлось резко менять тему:

– И что?

– Как это – что? Да ничего, просто парочка выигранных «мейджоров». – Ее глаза сверкали. – У него невероятно точные удары.

Она, что… фанатела? По другому игроку?

Зависть впилась в горло ржавым гвоздем.

– Куда подевалась Белль Уэллса? – повысил он голос.

– Надеюсь, он завтра будет выступать перед нами, чтобы можно было сходить посмотреть. Есть идеи, что написать на плакате?

– Ничего, Джозефина. Не будет никакого плаката.

Она расплылась в ухмылке.

– Ты же говорил, что не реагируешь на подколы? А хмуришься так, что я начинаю сомневаться.

Уэллс уставился на нее.

Сердце, стоявшее в горле, вернулось на место, но билось все же слишком быстро.

Она дразнила его. Делала вид, будто поддерживала другого.

А он взял и повелся.

В этот момент Уэллс осознал сразу несколько вещей. Во-первых, Джозефина искренне ему нравилась, пожалуй, слишком уж сильно. Во-вторых, он начал подозревать, что рано или поздно сможет ей доверять. По-настоящему доверять. Его кедди редко задерживались рядом, потому что он отказывался верить, что они: а) знают больше, чем он, и б) желают ему добра.