Бочкарев обращается к Сентяпову:

– А ты как?

– Я с Иваном Степановичем… – решает Сентяпов.

– Эх, вы… – презрительно сплюнул себе под ноги Бочкарев. – Себе шею свернете и с нас перья полетят…Поодиночке нас же, как куропаток перещелкают… Думаете здесь отсидитесь? Учат вас дураков, учат… А все одно дурачье, дурачьем… Калмыков поумнее вас был, а как кончил?

– Да пошел ты… – не выдержал Яныгин, – Тоже мне командир выискался… Ты есаул, я есаул и Григорий есаул… Ты нам не указ! Да и Калмыковым неча нас попрекать… Мы знаем, как Иван Павлович кончил…Неча было Хабаровский банк грабить, да китайцев обижать, можа и остался бы жив… А нас не агитируй, мы уже ученые… Когда надо подмогнём, а так, ни за понюшку табака умирать, накось выкуси…Мы сейчас при деле – Меркуловскую контору охраняем! Хоть какую-то, но копеечку он платит! А с вами, на какие шиши жить будем? Не баламуть!

Яныгин взял Сентяпова под руку, и они вместе пошли в лавку Свенсона. Бочкарев хмуро посмотрел им вслед, сломал пальцами потухшую самокрутку и со злостью бросил ее себе под ноги… "Из – за таких сволочей и своя голова целой не останется!"

По тайге движется отряд казаков. Впереди есаул Яныгин с братом – вахмистром Яныгиным.

– Слышь, братан! Далеко еще? – спрашивает Семен.

– Верст пятнадцать, а можа, двадцать… Кто их считал?

– И там никого не было в этом году?

– Не было… Бочкарев в Охотске, Сентяпов на Арке… Мы одни на всем побережье! Вся пушнина наша! – Иван оборачивается и кричит казакам:

– Запевай, робята!

запевает Глухов.

подхватывают казаки.

– А бабы как?.. Какие они? – интересуется Семен.

– Молодые, еще ничего… – со знанием дела, отвечает Иван, – А как перевалило за двадцать – уже старухи… Ты, главное, не суетись… Напьются, сами полезут… Слабаки…

– А где там с ними? Место есть?

– Ну ты даешь, братан! Лес большой, места всем хватит! Чё уже не втерпеж?

– Дык давно с ими не баловался…

– Еще набалуешься… Они на передок падкие… Так что, Семка, конец помочишь! А почто в Охотске к Аньке-кривой не сходил или Баранихе? Девки молодые, и берут недорого?

– Брезгую я, Ваня! Не люблю, когда до меня целый взвод кобелей побывал и там свою нужду справил…

Оба рассмеялись. К ним подъехал Степка Крошин.

– Иван Степанович! Погутарить надо?

– Гутарь… О чем нужда?

– Мы, то… – начал Крошин, – то есть: Тимка, Веремей и я отлучиться желаем… Завернуть на Ульбею охота?

– На Ульбею? – усмехнулся Яныгин, – Думаешь, не знаю, зачем она вам? Блаунта наслушались?

– Так мы, Иван Степанович, и не скрываем… Зачем какому-то сиволапому хохлу столько золота? С тобой поделимся… Неужто обманем?

– Дурачье вы… Блаунт с ним хочет счеты свести – перестал Гришка им золото сдавать! Японцы больше дают! А где ён живет? Не знаете… И дорога туда неведома? Заплутаете и вернетесь ни с чем…

– А мы поспрошаем…

– У кого? У лешего? Здеся до самой Арки живой души не сыщешь… Вот что, казаки! Придем в стойбище, сведаем у чумазых про Гришку и тогда, скатертью дорога… Дён пять хватит?

– Хватит.

– Ну тады молчок… Тольки иноверцам не проговоритесь… У него жёнка из ихних… Потихоньку… Так, мол и так… Вразумел?

– Вразумел, – и Степка Крошин отъехал к своим.

Стойбище Годы. Посредине стойбища, приехавших казаков, встречают эвенки – старшина Карамзин и шаман Суринай.

– Здравствуйте, господа казаки! Здравствуй, Иван Степанович! – кланяются эвенки.