– Добрый вечер, Еленира Мечиславовна, – бросив на капризную красавицу огненный взгляд, сказал княжич и без спроса уселся на лавку.

– Нянька, принеси-ка нам кваску с ледника, – попросила Еленька. – Что-то пить захотелось. И доедков разных: орешков там, ягод засахаренных. А то что же за сказ без угощения?

Нянька всплеснула руками, хотела было выбранить воспитанницу, потом вспомнила, что мучиться ей остается лишь сутки, и с ворчанием поплелась за квасом.

Еленька осталась наедине с княжичем. Она посмотрела на мужчину и поерзала в своей постели.

– Огнедар, – кокетливо пожаловалась Еленька. – Скучно. Расскажи сказку какую-нибудь. Ты ведь умеешь красиво сказывать.

Огнедар подвинулся на скамейке ближе к Еленьке. Сердце у Еленьки забилось, как пойманный мышонок в кувшине. Глаза княжича были совсем темными, но порой в них вспыхивал отблеск свечи, и они, казалось, загорались от этого своим собственным светом.

– Разве ж я сказитель? – усмехнулся он. – Меня Серебряный Лунь на другое подрядил.

– А разве ты не должен все делать, что я тебе скажу? – удивилась Еленька. – Тебя же мне в подарок отдали.

Глаза Огнедара вспыхнули. Еленька поняла, что что-то не то ляпнула, но нахмурилась и заупрямилась. Извиняться она не любила. Огнедар скрестил руки на груди.

– Охранять вас я должен: магической клятвой связан, а сказывать сказки не обязан.

Еленька огорченно поковыряла лоскутное одеяло. На нем была вышита Мокошь с руками - колосьями хлеба, и засеянное поле – ромбики с точками посередине. Извиняться страсть как не хотелось. Но и без сказки оставаться тоже было обидно.

– Ну Огнеда-ар… – извиняющимся медовым голоском протянула наконец Еленька. – Ну пожа-алуйста!

– Вам не расскажу! – заявил Огнедар.

Еленька хотела была окончательно надуться, но услышала в словах Огнедара намек-лазейку.

– А кому будешь?

Огнедар усмехнулся одним уголком рта.

– А вот мизинчику вашему расскажу.

У Еленьки глаза стали размером со сливы.

– Какому еще такому мизинчику?

– А вот ручку вашу пожалуйте, Еленира Мечиславовна!

Еленька поколебалась, но вытащила руку из-под одеяла. Прикосновение мужских рук обожгло ее. Огнедар мягко взял дрожащую кисть Еленьки, осторожно разжал пальцы, потом подул на ладонь. У Еленьки погорячело внутри, словно кто-то поставил котелок на огонь.

– Какие у вас нежные пальчики, Еленира Мечиславовна, – на низких обертонах промурлыкал Огнедар.

Он осторожно погладил безвольную ладошку Еленьки. Поводил пальцем по кругу, так же, как в детстве матушка играла с маленькой Еленькой в «Сороку-ворону». Огонь от его поглаживания побежал вверх по руке, пока не ударил мягко в живот, и Еленька, едва не ахнув, попыталась вырвать руку. Но Огнедар перехватил Еленьку за запястье.

– Отпусти! – шепотом попросила Еленька.

Огнедар, не отрывая своего загадочного поблескивающего взгляда от умоляющих глаз Еленьки, погладил девушку пальцем по запястью: вверх – вниз, вверх – вниз, мучительно медленно. Еленька закусила губу. Горшочек в животе уже начал кипеть и посвистывать.

– Сказку хотите, Еленира Мечиславовна? – хрипловатым шепотом спросил Огнедар так, как будто спрашивал про что-то другое.

Еленька, не в силах вымолвить и слова, кивнула.

– Так уж и быть! – рассмеялся Огнедар. Он поднял руку Еленьки и, держа за запястье, чуть потряс в воздухе: – Тебе, мизинчик, так уж и быть, расскажу сказку. Ты кашу варил? Дрова рубил? Воду носил?

Потом княжич вдруг поцеловал середину ладошки Еленьки и наконец выпустил ее запястье. Еленька, не будь дурой, тут же спрятала руку под одеяло. В животе глухо ухало, а сердце колотилось, как заполошная курица колотится о стены курятника, куда забежала лиса.