– Вот это домина!
– Японский бог! – вырвалось у меня.
На другом берегу речки стоял мой дом во всем великолепии, только без забора и лужайки. К нему вел подвесной мост. Я потерял дар речи.
– Сам от себя в шоке, да? – весело спросил Давид. – Впервые что-то сделал не специально?
– Не то чтоб не специально, – пытался я найти объяснения, – все вышло само собой и здесь, а не дома, где я обычно… колдую, если так можно выразиться, – вымолвил я.
– Помнишь, о чем я тебе говорил? Твоя сила всегда с тобой. Должно было случиться нечто подобное, чтобы ты понял. И как ощущение? – поинтересовался он.
– Хорошо, как обычно, – ответил я. – А должно быть иначе?
– Нет, не должно, в том и смысл. Пойдем дом посмотрим, что ли. Мне устроиться надо. Скоро ночь, спать охота. А ты по ночам спишь? – спросил Давид, направляясь к мосту.
– Нет, я совсем не сплю и даже не моргаю, – ответил я.
– Трындец. А чем занимаешься?
Он хоть и прихрамывал, но шел быстро. Будь я человеком, я бы едва за ним поспевал.
– Дома сижу или летаю по берегу с Люцием.
– Сочувствую, – сказал Давид и ступил на мост, схватившись за перила.
Пока мы осматривали дом, солнце село и начался дождь. Я не смог справиться с нахлынувшей печалью, и Давид, глянув в окно, промолчал. Он разжег камин, постелил себе на диване в гостевой, объяснив это тем, что выбор комнат слишком велик, чтобы делать его наспех. На том мы распрощались.
Наутро я встретил его по дороге с моря. Он ехал верхом на Люции, держа на вытянутой руке мокрую наволочку, в которой что-то трепыхалось. Подъехав к дому, он спешился и позвал меня.
– Я с рыбалки. Тут водятся крабы, ты в курсе? Жаль, что ты не ешь, я бы тебя угостил! – сказал он.
– А мне-то как жаль, – ответил я.
– Я вот о чем подумал, Платон, – он присел на крыльцо и вытряхивал крабов в металлическое ведерко. – Ты решил, что будешь делать дальше? Я ведь не предел… – он бросил взгляд в мою сторону так, будто точно знал, где я нахожусь, и снова занялся крабами. Он извлек последнего из импровизированной сумки, поставил ведерко на землю и протер круглый стол, который вынес из дома, чтобы обедать на свежем воздухе.
– Пока не хотелось бы ничего делать и что-то менять. Да и зачем, если разобраться. У меня есть все, что нужно, и есть ты, – ответил я.
– А Люций? – спросил Давид, бросил тряпку и сел на ступени.
– Что Люций? – усиленно соображал я.
– Почему он один? – как бы между прочим спросил он, и я расслабился.
– А, ты об этом… Сам не знаю, но он как-то появился в процессе. Я же зверей не поштучно вспоминал, и Люций, можно сказать, микросбой в программе. Немного увлекся, что ли.
– А пару ему почему не создашь? Ему ж с тобой скучно, – сказал Давид.
– Это ты верно подметил. Но я много раз пробовал, не получается. Видимо, в здешнем мире на все дается одна попытка, если я правильно понял. Инструкция к нему не прилагалась, а спросить не у кого, – посетовал я.
– Ты в этом уверен? – мне почудилось, или он посмотрел мне прямо в глаза.
– Конечно. Я пытался общаться со светом, но без толку. Кроме меня, здесь никого, и до всего приходится доходить своим умом и учиться на своих ошибках. Считай, очередная жизнь, только длиною в вечность. Ну, и куча задач со звездочкой, если пыхтеть, а если ничего не делать, то все вопросы отпадают, – объяснил я.
– Знаешь, ночью мне не спалось, и вот что надумал. Ты упрямо отрицаешь очевидное. История повторяется. Возможно, она происходила и происходит с другими. Ты переживаешь ее как личный опыт и не терпишь аналогий, но они вылезают на каждом шагу. А что, если с твоим богом было то же и он угодил в такой же переплет? Только он не бился как рыба об лед, не доказывал, что он человек, а сразу расставил точки над i и принял правила игры. Сколько существует наш мир на земле? Прости, что говорю «наш», но видимо благодаря тебе, я другого не знаю и твой познаю в сравнении. Так сколько – с момента появления разумного человека?