Тут-то я и понял, что умер.

Смерть Платона

Что бы ни говорили о загробном существовании, все сходятся в одном – это навсегда. Мое «навсегда» выглядело как полдень в Антарктиде. От меня осталось сознание, внутренний голос и способность видеть, при том что смотреть здесь было абсолютно не на что. Будь у меня на чем сидеть, я бы сел и поразмышлял о том, что делать дальше, но последние телесные ощущения испарились. Я был ничем в нигде, и первое, что обнаружил, было время. Я сделал это открытие, когда исследовал комнату. Сначала я продвигался вперед робко, медленно, затем быстрее, еще быстрее, а потом летел стремглав, чтобы найти ее границы.

«Где скорость, там и время, а значит, вечность покажется вечностью», – подумал я и заметно огорчился.

Как бы далеко я ни забирался в своих путешествиях, видел лишь бескрайнюю пустоту, но даже в ней, безликой и однообразной, место, где появился на свет, оставалось каким-то притягательным и особенным. Я чувствовал с ним связь и не хотел его покидать.

Я не мог закрыть глаза и не спал, ослепленный светом, предоставленный сам себе, наедине с собой. Временами мне становилось скучно. Вскоре я научился молчать и наслаждался тишиной. В жизни бывали моменты, когда не хотелось вести бессмысленные беседы в голове. Я ложился на диван, слушал музыку, смотрел в окно на небо или дремал. В моей памяти, к счастью, хранилась богатая фонотека, и сейчас я врубал на всю катушку любимые мелодии. Скоро и это занятие надоело. По моим прикидкам, я болтался тут около месяца, может, больше, и шансы на спятить росли. Комната без стен не могла быть одиночной камерой, в которой меня заточили навечно. Что-то в ней было не так, и я должен был понять что.

И тут меня осенило. Музыка. Генделя в рок-обработке я воспроизвел у себя в памяти, но так хотел его слышать громко, что вскоре он сотрясал все пространство. То же было с другими мелодиями, и показалось, что свет стал мягче, пока играла соната. Я решил проверить догадку. Включил в башке «Слезу» Вагнера и, увеличивая громкость, стал наблюдать за происходящим. Свет не изменился, но определенно музыку я слышал снаружи, а не в себе, чем бы я ни был. Я представил, что она звучит из портативной колонки, и мысленно перенес ее влево. Она стала звучать оттуда, потом отправил ее за спину – и стал слышать позади себя. Представил, что выключаю ее, свою маленькую черную цилиндрическую колонку с потертым зеленым ремешком и встроенными часами, голосовой командой «спи» – и она затихла, пикнув на прощанье. От неожиданности я обернулся. Мне понравилось то, что я увидел. Метрах в пяти у меня за спиной стояла моя задрипанная колонка, и теперь у меня были часы, которые показывали 12:00 по полудню. Вопрос в том, что я не мог ни взять, ни потрогать ее, но то, как она здесь оказалась, стало ключом от всех дверей.

Долго я провозился со своей единственной игрушкой, но часы все еще показывали 12:00, и я решил, что они тормозят. Однако убедился, что она не галлюцинация, а в прямом смысле плод моего воображения. Плейлист на ней был короткий, и не знаю как, но я закачал в нее из памяти музыку. Перенес, как с устройства на устройство. Радио здесь не ловило, и мне пришла идея придумать радиостанцию. Я же слышал за свою жизнь много разных песен, звучавших фоном, и не запоминал их. Где-то же они должны были осесть. Наобум назвав радиостанцию «Свет», я включил ее, и, к моему удивлению, она действительно стала транслировать все подряд. Для первого раза это было неплохо, однако не идеально для перфекциониста. Я не поклонник радио, но тут сообразил, что музыку надо рассортировать по тематике, и скорее не из любви к искусству, а из нелюбви к его некоторым жанрам. Так появилось мое собственное «Русское радио», мои «Европа», «Ретро», «Шансон», «Рок», «Falk», «Рор-Music», «Классика». Только затем я отстал от колонки, выключил ее, погрузился в тишину, всем существом понимая, чего мне не хватает на самом деле. Без Генделя с Бахом из динамиков я бы прожил пару тысяч лет, проигрывая их в своем нигде.