– А вдруг мне что-то понадобится? – мне захотелось вылезти и убежать.
Доктор закатил глаза и выдохнул.
– Если понадобится, постучите или помашите. Мы заметим, но я буду крайне удивлен, если у вас получится, – на его лице нарисовалась улыбочка.
– А вдруг я умру? – я перестал сражаться с водяным матрасом, лежал и не шевелился.
– Мы узнаем об этом первыми. По крайней мере, это не будет на вашей совести, – ответил он и подмигнул.
– И сколько таких, как я, на вашей? – спросил я.
– Вам соврать? – к нему вернулась невозмутимость.
– Нет, спасибо. Просто не подозревал, что в подобной ситуации открою в себе клаустрофобию и испугаюсь постельки с крышкой. Вполне здоровая ассоциация, но разволновался не на шутку. Ладно, поехали, – ответил я и заставил себя улыбнуться.
Доктор нажал кнопку на панели – и крышка моего футуристического гроба стала медленно опускаться. Внутри зажегся приятный голубой свет. Как снаружи, как на картинках из буклета. Я успокоился, прикрыл глаза и расслабился. В следующую секунду меня посетила мысль, что надо попросить воды, вдруг подумал, что лучше бы выжить, вернуться и предупредить Семьтонна, чтобы он не вляпался в это дерьмо, – парень-то он неплохой, жалко, если пропадет, – потом почувствовал жжение в руке, вспомнил, что мне установили катетер, но не мог припомнить, когда они успели его подключить, и вырубился.
Готов поклясться, что вначале я пребывал в полусне. Тишина и состояние невесомости доставляли удовольствие. Засыпал ли я или меня усыпляли, но черные ямы обещанного забытья сменялись красочными сновидениями. Сколько бы ни старался открыть глаза, ничего не получалось. Многажды мне казалось, что не сплю, а встаю, выхожу из капсулы, тайком покидаю базу, возвращаюсь домой, прошу прощения у Пашки, бегу к Семьтонну, рассказываю ему все и он обещает не ехать. Сны наслаивались друг на друга, забывались, и все повторялось по накатанному.
Я почти потерял связь с реальностью, пока однажды не произошло нечто странное. Вдруг я очнулся. Очнулся распятый на холодном столе в окружении кричащих людей в защитных костюмах и масках. Дернулся, понял, что привязан, попытался закричать, зашелся жалким хрипом и кашлем, подавившись интубационной трубкой, торчащей изо рта. Едва успел сообразить, что происходит, как мое тело сковала судорога, и в ту же секунду в голове взметнулось адское пламя. Больше ничего не видел и не слышал. Пламя поглотило все и вся. Отрезанный от мира неведомым пожаром, я только чувствовал. Чувствовал, будто падаю в ожившую темноту спиной назад, широко раскинув руки, долго-долго, ощущая тяжесть своего тела, невероятную тяжесть, стремительно несущую меня в пропасть. Я так и не узнал, чем закончилось падение.
Когда открыл глаза, понял, что нахожусь в комнате. Странной комнате без стен. Всюду был свет. Невыразимо яркий, сочный, первозданный и ровный. Воистину совершенный. Я смотрел по сторонам, искал мощные лампы и прожектора, но не нашел. Видимо, само место было светом. Потолка и пола тоже не было. Точь-в-точь как в примерочной у Семьтонна. Но здесь иллюзия вышла за пределы зеркала и захватила все пространство. Тем не менее я осознавал, что верх – это верх, а низ – это низ, и только мое зрение не позволяло увидеть его границы, ведь я практически ослеп. Очевидная догадка заставила меня рассмеяться. Я схватился за голову и тут же застыл в недоумении. Она пропала. Осторожно посмотрел вниз, опустил руки и ничего не почувствовал. Меня тоже не было. Тело исчезло.
Почему-то не запаниковал, не испытал страха потери или ужаса, а стоял и прислушивался. Тишина была как в безэховой камере, которая впитывает 99 процентов звуков, оставляя нам лишь стук сердца и приливной шум тока крови. Но я не услышал и их. И тут я понял, чего мне еще недостает. То была боль. Боль – вечный спутник человеческого тела. Она ушла, ее место заняла невероятная легкость. И сам мой дух был спокоен и чист, будто с него одним порывом снесло безумные нагромождения тревог, надежд и не осталось ничего, кроме меня. Вдруг почувствовал, что свободен. Наконец-то по-настоящему свободен. Я снова огляделся и оценил иронию момента. Неужели надо было оказаться здесь, чтобы понять и почувствовать, что есть свобода. У меня не было легких, но знаю, тогда я дышал полной грудью. Вместе со мной дышала комната без стен и свет, и я был этим светом. Я был счастлив и очарован.