– Увидели дым и приехали сообщить.
Если бы отец знал, что я поспособствовала пожару, он был бы обязан арестовать меня – точно так же, как когда-то арестовал мою мать. Я не могу с ним так поступить.
Папа треплет Санни по шее, глядя на пылающую гору.
– Хорошо, но теперь мы этим занимаемся. Пожарная служба штата идет на помощь. Отведи лошадей домой, Ханна. Если придется эвакуироваться, езжай в Бишоп. Вот, держи! – Он сует мне в руки кредитку. – Снимешь номер в гостинице. Прихвати для меня немного одежды и возьми фотографии матери.
Я напрягаюсь:
– Ты хочешь сказать, мои фотографии?
– Да, твои фотографии, – вздыхает он.
Я не упоминала, что была в машине, когда мама пьяной села за руль? Папа говорит, что она была слишком молода для брака и детей, но это полная ерунда. Ей было семнадцать, ему – восемнадцать, и они меня не планировали. Обычная история. Наверное, все просто: мама была эгоисткой и не заботилась о воспитании дочки. Поэтому и фотографии остались только мои, а не ее. Ничего «ее» больше нет.
У отца орет рация, и я узнаю голос помощника Варгаса:
– Мы перекрываем проезд по дороге к Провалу.
– Уже еду…
Папа косится на Вайолет, видит ее заплаканные и раскрасневшиеся глаза, видит, что она одета неподходяще для верховой езды, и ему становится любопытно:
– А вы не видели, как начался пожар? Или вообще что-нибудь необычное? Костер, оставленный без присмотра, детишек с петардами, еще кого?
Я открываю рот. Наверное, стоит сказать правду, но я не могу. Чудовища не сдают Чудовищ – еще один наш уговор. Признание должно быть общим решением, но Вайолет делает выбор за нас всех:
– Мы ничего не видели, шериф Уорнер. Только дым. Поэтому и приехали сюда.
У меня противно сводит живот, словно вагончик на американских горках набрал скорость, миновал крутой поворот и вот-вот рухнет вниз.
Отец снова смотрит на огонь, бушующий на склоне горы в нескольких милях от нас.
– В девяноста процентах случаев лесные пожары случаются по вине человека, – произносит он. – Наверное, чертовы электрики…
Снова что-то бормочет рация.
– Мне пора, – говорит папа, ныряет в машину, отвечает на вызов, и машина срывается с места, визжа шинами.
– О боже! – громко выдыхает Вайолет. – Я только что соврала твоему отцу. Меня тошнит.
– Все нормально, Ви. Это все травка и жара. Давай поводья, я отведу вас домой.
Она качает головой:
– Нет. Мне нужно проверить, как там бабушка и ее пудели. – Вайолет спешивается.
– Я с тобой. Отец просто осторожничает. Огонь не доберется до Гэп-Маунтин.
Она с сомнением смотрит на меня.
Двадцать минут спустя мы уже почти у самого дома бабушки Вайолет – идем рысью проселочными дорогами, минуя семейства, высыпавшие на лужайки перед домами. Кто-то пялится на гору, кто-то поливает водой крыши, кто-то складывает вещи в машину. Пищат телефоны – новое предупреждение:
Лесной пожар приближается к Гэп-Маунтин.
Сильный ветер способствует распространению пламени.
Пожарные прибыли на место.
Приготовьтесь к эвакуации.
Я разворачиваю Санни и смотрю в ту сторону, откуда мы приехали.
– Господи… – шепчу я.
– Что там? – Вайолет оборачивается и видит то же, что и я.
Пожар – наш пожар – превратился в жуткую движущуюся стену оранжевого пламени. Она уже перевалила через хребет и валит деревья, змеясь в сторону города, будто дракон. В небо бесконечными клубами взлетает дым, и вокруг, словно снежинки, начинает сыпаться пепел.
– Огонь приближается! – кричит Вайолет.
Пистолет чувствует ее страх и срывается на галоп. Я даю шенкеля Санни, и мы нагоняем Ви, спеша к дому ее бабушки.
Когда мы подъезжаем к жилищу Элизабет «Лулу» Сандовал, белому трехэтажному дому в викторианском стиле, построенному по образцу особняков Сан-Франциско и окруженному лесом, хозяйка уже складывает вещи в свой внедорожник. На ней истертые ковбойские сапоги, футболка с выцветшей радугой на груди и старые джинсы. Седые волосы заплетены в две длинные косы. По виду и не скажешь, что она богата, но Сандовалы сделали огромное состояние на торговле лесом.