Новой игрой? Ледяной ком сжал мне желудок. Игры. Маска. Сообщение. Неужели? Неужели он уже знал? Играл со мной, даже не появившись на сцене?


– Описал его, – приказала я.


   Кастель кашлял, его тело сотрясал озноб.


– Высокий… Очень высокий… Голос… как металл по камню… Глаза… не видел… в капюшоне… Платил криптой… Через мертвые счета… Я не знаю больше ничего! Клянусь!


   Он рыдал. Истинно. Потерявший все старик. Пешка, выброшенная после хода. Я повернулась к Мигелю.


– Отвези его обратно в «сала де аудасиас». Обеспечь теплом, едой, медицинскую помощь. Держи там. Живым. Он нам еще может пригодиться.


   Мигель кивнул, безмолвный и эффективный. Антонио и Луис вытащили Кастеля из воды. Он походил на мокрого, жалкого щенка. Я отвернулась, глядя на закат. Багряное солнце касалось горизонта, окрашивая море в цвет старого вина. «Новая игра». Слова жгли.


– Кончита, – сказала я, не оборачиваясь. Она стояла позади, как всегда, невидимая и всевидящая. – Вернемся в город. Нам нужно готовиться к вечеру. И… узнай все, что можно, о Лос Омбрас. Любой ценой.


– Sí, Doña, – ее голос был без эмоций.


   Дорога обратно в Севилью в бронированном Rolls-Royce Cullinan была тихой. Я смотрела на мелькающие за тонированными стеклами огни прибрежных поселков. Кастель был пешкой. Но кто двигал им? «Лос Омбрас»? Или… сам Маска? Проверял меня? Заманивал? Мысль о том, что кто-то осмелился использовать меня, разжег во мне холодный, яростный огонь. Никто не играет Изабеллой дель Торо. Никто.


   Особняк Ла Гиральда встретил меня прохладой мраморных залов и тишиной. В моих покоях Кончита уже разложила «ночной гардероб»: не платье, а доспехи. Облегающий комбинезон из черной, матовой, не отражающей свет ткани, специально сшитый для меня в Швейцарии. Легкий, но способный остановить нож или пулю малого калибра. К нему – плоские, бесшумные сапоги на гибкой подошве. Простой черный плащ с глубоким капюшоном. Никаких украшений. Только оружие: тонкий стилет в ножнах на предплечье и миниатюрный, но смертоносный пистолет Walther PPK в кобуре у щиколотки. Я преобразилась. Из светской львицы – в охотницу.


   Пако, мой водитель, уже ждал у Фантома. Его обычно невозмутимое лицо было напряженным.


– Маршрут проложен, донья Изабелла, – сказал он, открывая дверь. – Три точки перехода. Последняя – старые доки в Сан-Хусто. Там… будет указатель.


   Я кивнула, скользнув на заднее сиденье. Салон пах кожей и дорогим деревом. «Фантом» тронулся бесшумно. Севилья проплывала за окном – освещенные витрины, тапас-бары, пары, гуляющие по набережной Гвадалквивира. Обычная жизнь. Мир, который я охраняла и в котором правила, оставаясь невидимой. Скоро мы покинули центр, углубившись в лабиринт узких улочек старого портового квартала. Фонари становились реже, дома – обшарпаннее. Воздух пропах рыбой, ржавчиной и стоячей водой.


   Пако свернул в темный переулок, заваленный мусорными контейнерами. Заглушил двигатель.


– Здесь, донья. Дальше пешком. По набережной до красного маяка. Там будет человек с фонарем. Скажете пароль.


   Я вышла из машины. Ночной воздух был прохладным и влажным. Плащ обвил меня, как вторая кожа. Я двинулась вперед, ступая бесшумно, сливаясь с тенями. Где-то вдалеке гудели суда. Вода в реке черная, маслянистая. Красный маяк, покосившийся и давно не работающий, маячил впереди как гнилой зуб. У его основания стояла фигура в темном плаще, с фонарем в руке. Фонарь был погашен.


   Я остановилась в двух шагах. Фигура не шевелилась.


– Тени Торквемады, – произнесла я четко.


   Фонарь в руке незнакомца вспыхнул один раз, коротко и резко, ослепив меня на мгновение. Когда зрение вернулось, фигура указывала фонарем в сторону старого склада, чьи огромные, ржавые двери были чуть приоткрыты. Из щели лился тусклый, мерцающий свет и доносился приглушенный, ритмичный гул – как сердцебиение какого-то огромного зверя.