Они прошли ряд высоковольтных этажерок, углубились в чашу, миновали небольшой лесной пруд, вышли на поляну. Поляна оказалась занята – несколько пацанов, – примерно возраста Адама, – сидели у костра, пили что-то из банок и бутылок. При виде Адама с его спутницей, они встали со своих мест и недружелюбно уставились на них.

– Ну, Адам, вот мы и пришли, – сказала Милана, сделав шаг в сторону, как бы отгораживаясь от своего спутника расстоянием, подчёркивая, что она больше не с ним. – Забирайте его, – добавила она.

– Что? – только и смог вымолвить Адам.

А ничего, – могла сказать кошка Милана, заманившая в ловушку мышь Адама, но не сказала. Вместо слов её ребятки взялись за дело. Личина, скрывающая нелюдей, полиняла, облупилась, как старая краска на стенах, показав их круглые хари с серпами ртов, жующих воздух, нелюди набросились на Адама. Он лежал, уткнувшись носом в хвойную подстилку, обездвиженный, в параличе, а над ним склонялось чудище, бывшее ещё секунду назад симпатичной Миланой. Этот нелюдь несколько отличался от своих уродливых подручных, черты его лица были более близки к человеческим, кожа так же светилась хлорной белизной, но не казалась влажной, а блестела сухим пластмассовым бликом, оставаясь костлявой и угловатой, но с обычным, хотя и тонкогубым ртом, глазами не рачьими, а миндалевидными, даже красивыми, но закаченными жидкой, подвижной тьмой. Скорее он был бесполым или более близок к мужскому началу, а не женскому. Худой, но широкоплечий, с длинными руками, нелюдь вынул из ножен, висящих со стороны его спины, кривой нож с тяжёлой рукояткой, увенчанной ребристой шишкой, склонился над телом подростка. Уверенным движением, взмахом профессионального мясника он рассёк кожу на затылке Адама и ударил шишкой рукоятки по обнажившейся влажной кости черепа. Убрав нож, он пальцами раздвинул раскроенный скальп, убрал осколки костей из раны. В образовавшуюся дыру нелюдь запустил ладонь, сложив её лодочкой, пошуровав внутри головы трупа, нащупав там что-то, он выдрал кровавый клок, истекающий красным соком и слизью. В пальцах нелюдя слабо трепыхался, словно малёк с перебитым хребтом, кусочек мозга размером с грецкий орех. Наклонив голову к своим пальцам, нелюдь с разных сторон рассмотрел кусочек, понюхал его и засунул его себе за щёку, словно это была горсть ароматного плова…

– Принёс? – спросил высокий мужчина с чёрными волосами, обильно посеребрёнными сединой на висках. Одет он был в чёрные джинсы, кожаный пиджак, чёрную шёлковую водолазку, на груди которой красовалась жёлтая, пятиконечная звезда.

– Да, – ответил нелюдь и вынул из-за щеки комочек всё ещё тёплой, отказывающейся уходить в небытие плоти. Комочек он на открытой ладони преподнёс своему единственному хозяину, колдуну Микаэлю Златоруку.

– Молодец, Глотка. Судя по запаху, он зрелый. Оптимально, – сказал колдун и его розовый кончик языка, показавшись изо рта, потрогал верхнюю губу.

Разговаривали двое – слуга и его повелитель, – стоя в большой комнате – больше ста квадратов – в зале, стены которого были задрапированы бархатными тёмно-зелёными занавесами, потолок был золотым, а по центру, стоял хирургический стол и лампа, и другие столики, чуть ли не погребённые под многочисленными сверкающими хирургическими инструментами, разноцветными склянками; рядом со столом, словно часовые, возвышались шкафы, набитые разной жизнеобеспечивающей аппаратурой. Пол покрывали плитки – красного и зелёного цвета, – надраенные до зеркального блеска. Златорук, заведя руки назад, опирался ладонями о хирургический стол, Глотка подходил к нему от чёрного, высокого проёма стрельчатой двери, который закрывала угольно чёрное полотнище. По обе стороны от дверного проёма, у стен стояли нелюди – стояли, словно статуи, словно не живые, не шевелясь, не шелохнувшись, смотрели прямо перед собой – рабы, полулюди – кадавры, скрещённые злой волей колдуна с низшими бесами. Этих солдаты тьмы Златорук создавал из мертвецов, при жизни бывшими душегубами, которых он самолично ловил, умерщвлял, следуя колдовскому ритуалу, а потом вселял в истерзанные болью, напитанные злобой и некрозельем тела, низших демонов, дух которых заменял им душу. Но Златорука нельзя было назвать просто колдуном или ведьмаком, нет, он стоял на другой ступени развития чёрной магии – современной, опирающейся на знания запретной науки и технические возможности постиндустриальной эры. Техномаг.