– Зачем ты разбил моё окно и подбросил мне ту записку? – Она вытащила из кармана злополучный клочок бумаги, показала карикатуру, скомкала и швырнула в лицо Сэму.

– А… а что такого? – растерянно начал он. – Ш-шлюха должна знать, что она шлюха! Я… всё про вас с доктором знаю…

Алиса продолжала гнать их в глубь переулка с волчьим взглядом.

– Значит, ты ошибаешься, – холодно ответила она.

– Я… я своему папе расскажу, что ты меня била и обзывала! Он тебя в психушку надолго упрячет! Он может! Скажи, Зак?!

Зак молчал.

– Я… я ему расскажу! – вскричал Сэм.

– Нет, не расскажешь, – Алиса вытащила нож из-под платья, – если у тебя не будет языка.

Зак тут же попытался убежать на светлую безопасную улицу, но стоило ему только ринуться туда, как Алиса толкнула его рукой назад, к Сэму. Белобрысый мальчишка тут же отпрыгнул: его товарищ упал и, судя по всему, не захотел вставать.

Теперь и сам виновный постарался избежать суда. Но как только он двинулся с места, Алиса одним быстрым движением полоснула остриём ножа по его лицу. Кровь брызнула из длинного неглубокого пореза на левой щеке. В ту же секунду девушка схватила и развернула мальчишку к себе спиной, обхватила левой рукой его челюсть снизу и открыла ему рот. Из-за шока он не сопротивлялся – даже не попытался откусить чужие пальцы, запущенные в собственный рот. Алиса вставила лезвие в открытую щель и… только сейчас поняла, что случится, если она это сделает.

Девушка ослабила свою хватку, и Сэм упал.

Алиса ринулась в переулок, на улицу, не понимая зачем. Она бежала не от совести, но от последствий справедливости. Судебный процесс, психиатрическая лечебница особо строгого режима, разные жуткие лекарства и экспериментальные операции на мозге…

Зачем он так поступил? Зачем спровоцировал её? Самая глупая ненависть – это бессмысленная, бесцельная ненависть. Алиса знала, что дети всегда понимают, когда делают что-то плохое, и знают, что за это придётся отвечать. Девушка помнила свои детские годы. В то время ей было не понять только одного – почему это все вокруг поднимают такой шум из-за «невинной детской шалости», читают нотации, запирают в комнате или даже бьют? И Алиса была уверена, что Сэм был того же мнения.

Девушка как-то бессознательно выбежала на свою улицу и ринулась к дому, со слезами, текущими по лицу, и в платье, слегка испачканном кровью. Вбежав в коридор своей квартирки, Алиса заперла свою дверь на все замки и рухнула на пол со слезами и криками.

«Какова была бы нормальная жизнь?! Когда тебя не обижают, не огорчают, защищают?! Когда ты уверена в завтрашнем дне! Без дурацких идей! Когда на тебя не пялятся и не говорят: она больная! Что бы я ни делала, как бы ни вела себя, исхода возможно два: психбольница или тихое сумасшествие! Почему родители умерли?! Почему сестра умерла?! Я уже и представить себе нормальную жизнь не могу! Я не знаю ничего, кроме этой жизни!» – думала Алиса.

– Почему?! За что?! – сквозь слёзы причитала она. – Если бы они были живы!.. Если были бы живы!..

Девушка скрючилась на полу в позе эмбриона и продолжала рыдать.

Долгое время была только темнота, крики, потом тишина… и внезапная лёгкость…

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

4. Поворот винта

Теперь перед её глазами стояла пелена. Она была как туман, создавая из себя тоннель, ведущий вниз… как колодец. В детстве Алиса очень любила заглядывать в колодцы, когда была у бабушки в деревне. Она улюлюкала или говорила что-то, и колодец всегда отзывался на всё, что ему скажут. Однажды, когда у девочки было плохое настроение, она прокричала колодцу: «Дурак!» – а он в ответ: «Дура», но «к» в конце приглушилось. Алиса очень испугалась того, что колодец, возможно, живой или в нём кто-то живёт и что этот кто-то обиделся на неё.