Этим поганцам всё сходит с рук, но не сегодня! Найду и, если захочу, выпорю того мальчишку перед зданием парламента! А если его родители возмутятся – плюну им прямо в лицо! И пусть только попробуют что-то мне сделать! Поглядим, как они соблюдают своё правило „Старше – значит умнее“».

Алиса собралась с мыслями. Она отвязала кусок бумаги с тем рисунком и надписью от кирпича и сунула его в карман своего передника как доказательство и напоминание. Потом зашла на кухню и взяла нож со стола. Она крепко, двумя витками, обвязала резинкой, вырезанной из белья, правую ногу, прикрепила верхний виток резинки к своему нижнему белью с помощью подтяжек для чулок, втиснула туда нож остриём вниз и прикрыла всё платьем. Она и раньше делала так, когда понимала, что в этом есть необходимость.

Алиса вышла на улицу и сразу приметила старую толстую торговку, которая каждый день, вот уже семь недель подряд, с утра до вечера продавала ткань на другой стороне дороги. Девушка подбежала к ней.

– Скажите, вы не видели сегодня около того дома мальчика лет десяти, с белокурыми волосами? – нервно спросила Алиса.

– Здесь проходили двое мальчишек, – ответила торговка. – Один был белобрысый. Он бросил что-то в окно того дома и разбил его. Вот хулиган! В моё время его бы первый встречный за уши оттаскал! А сейчас людям всё равно…

– Скажите, вы не знаете, кто был этот хулиган?

– Когда они убегали, я слышала, как второй мальчишка назвал другого Сэджвик. Это, должно быть, Сэм Сэджвик – сын владельца бакалейной лавки в соседнем квартале.

– А где он живёт? – допытывалась девушка.

– В том же доме, на втором этаже. Это твоё окно разбили, верно?

– Да, – ответила Алиса.

– Тогда я тебе ничего не говорила. Сэджвик-старший заставит меня убраться из этого района, если узнает, что я помогла тебе всыпать маленькому паршивцу.

– Но…

– Молчи! – прикрикнула на Алису торговка. – Ты ещё молода, и у тебя всё впереди. Работай кем хочешь, делай что захочешь. А мне уже поздно метаться туда-сюда. Нужен стабильный заработок. Нужно семью кормить… – отмахиваясь, твердила она.

Алиса не выдержала. Она ответила спокойно, с цинизмом:

– Какая семья в твоём возрасте, корова старая?! У тебя уже все дети с мужем сдохли, а внукам на тебя наплевать! Ты утешаешь себя «стабильным заработком», который тебе триста лет не нужен! Ты говорила, что теперь всем друг на друга плевать?! Так тебе тоже на всё и всех наплевать!

Торговка оцепенела. Стоящие рядом люди тоже. Через минуту все опять на всё наплевали, а старуха начала поспешно собирать свой товар и уходить с этой улицы куда подальше.

Девушка не особо умела ладить с людьми, как и общаться с ними. После пожара в их доме она почувствовала, будто бы мир людей забыл о ней и видеть её не хочет. Даже хуже того…

Примером могут послужить многочисленные случаи издевательств над ней в том же интернате, куда её перевели из школы. Непонятно почему, без объяснения причин, её могла зажать в углу или прямо в классе (пока учителя нет) группа из нескольких мальчишек, схватить за руки и за ноги и начать бить. Если же она пыталась позвать кого-нибудь на помощь – ей зажимали рот. При этом их удары были не сильными – после них даже синяки не всегда оставались. Это были вроде бы безобидные тычки, но они выражали всё отношение общества к ней. Мальчишки просто хотели унизить её, чтобы она знала своё место среди них. Они как будто выпускали пар.

Алиса даже не спрашивала, за что они её унижают. Она знала, что разумного ответа от них не дождёшься. Максимум, на что они были бы способны, – это ответить: «Ты просто дура!» или «У тебя нос кривой». Но, скорее всего, они бы просто не удостоили ответом ту, кого сами же смешивали с грязью. Ты ведь не извиняешься перед грязью на улице, когда идёшь по ней?!