Михаил пошёл дальше. Письмо в кармане было тяжёлым, как обещание. Он не мог уйти, не разобравшись. Не теперь, когда впервые за долгое время почувствовал, что его жизнь – не просто череда серых дней под контролем «Газа». Память – это то, что делает нас людьми. И если её отняли, то он найдёт способ вернуть её – хотя бы себе.

Где-то вдали раздался низкий гул, похожий на стон машины, пробуждающейся от сна. Или на предупреждение. Михаил сжал кулаки и пошёл вперёд – не к выходу, а глубже в архив. Туда, где тени были гуще, а тайны – ближе. Он не знал, что ждёт его там, но чувствовал: это начало. Не конца, а именно начала.

Михаил шёл, и каждый шаг отдавался в груди, как удар молота по наковальне. Архивный коридор сужался, стены смыкались всё теснее, точно пытались поймать его в свои объятия. Свет здесь был лишь намёком – слабые блики, отражавшиеся от металла, словно последние вздохи умирающего солнца. Он чувствовал себя путником в подземелье, где вместо факела у него было только письмо, жгущее карман, и тлеющий гнев, согревающий его изнутри. Гул серверов стал ритмом, вторящим его пульсу, и в этом ритме он уловил что-то странное – не механическое, а живое. Словно кто-то дышал в унисон с машинами.

Он остановился у очередного стеллажа, массивного, как древний монолит. На нижней полке, почти у пола, лежал ещё один терминал – старый, с треснувшим экраном, из которого торчали провода, точно вены, вырванные из тела. Михаил присел на корточки, вглядываясь в него. Пыль покрывала машину толстым слоем, но под ней угадывались следы пальцев – свежие, оставленные кем-то до него. Его сердце сжалось. Кто-то был здесь. Не сто лет назад, а недавно. Может, вчера. Может, час назад.

– Ты бы сказал, что это крысы, – прошептал он, обращаясь к Диме, чей призрак упорно следовал за ним в этом лабиринте. – Но крысы не оставляют следов рук.

– А люди оставляют, – отозвался воображаемый Дима, и в его голосе сквозила тревога, которой не было раньше. – И исчезают, если копают слишком глубоко.

Михаил провёл пальцем по следам, стирая пыль. Под ней блеснула надпись, вырезанная на металле: «Кольцо». Слово было незнакомым, но оно резонировало в нём, как забытый аккорд из мелодии, которую он когда-то знал. Кольцо. Сопротивление? Тайна? Или просто чья-то шутка, высеченная в отчаянии? Он не знал, но чувствовал: это связано с письмом, с «К.В.», с тем, что он нашёл. И с тем, что теперь искало его.

Шорох раздался снова – теперь совсем близко, за соседним стеллажом. Михаил резко встал, прижавшись к терминалу. Тень мелькнула в проходе – высокая, угловатая, с движениями, слишком плавными для человека. Дрон? Или хуже – маска «Газа»? Он затаил дыхание, вслушиваясь. Тишина вернулась, но она была обманчивой, как затишье перед бурей. Кто-то – или что-то – знало, что он здесь. И это знание было тяжелее любого груза, что он мог унести.

Теперь он понимал: тьма этого мира была иной. Она не просто скрывала – она пожирала. И если он не найдёт свет, не вспомнит, кто он, то станет её частью. Пустой оболочкой, как те, что бродили по улицам, улыбаясь под масками «Газа», не зная, что их улыбки – ложь.

Гул серверов усилился, и где-то вдали раздался щелчок – металлический, резкий, как звук захлопывающейся двери. Михаил обернулся, но коридор был пуст. Только тени дрожали, словно смеялись над его решимостью. Он знал, что должен уйти – спрятать письмо, вернуться в безопасную серость академии. Но вместо этого он шагнул глубже, туда, где пыль была гуще, а тайны – ближе. Письмо в его кармане было не просто бумагой – оно было нитью, ведущей через лабиринт. И он пойдёт по ней, даже если она приведёт его к пропасти. Шаги его заглохли в гуле архива, а тень за стеллажом замерла, наблюдая.