– Не как обычно, – Дима остановился, глядя на него с лёгким прищуром. – Ты какой-то… другой сегодня. Что с тобой, Миш?

Михаил отвёл взгляд, чувствуя, как письмо в кармане становится тяжелее, как будто впитывало его тревогу. Он хотел сказать правду – выложить всё, от архива до маски в коридоре, – но страх сковал язык.

– Просто устал, – ответил он наконец, и голос его прозвучал глухо, как из-под земли. – Архив вымотал.

– Архив? – Дима хмыкнул, но в его смехе не было прежней лёгкости. – Ты и правда спятил на своих пыльных ящиках. Может, тебе отдохнуть?

Михаил кивнул, но отдых был последним, о чём он думал. Он смотрел на Диму и видел, как трещина в реальности растёт – невидимая, но ощутимая, как холодный ветер, пробиравшийся под кожу. Дима был здесь, рядом, но уже не совсем тот, кем был вчера. И эта мысль – что он теряет друга, даже не успев понять, как – резала глубже, чем страх перед «Газом».

Они дошли до дверей, и стекло отразило их лица – Михаила, бледного и напряжённого, и Диму, с его привычной ухмылкой, теперь казавшейся маской. За дверями лежал кампус – серый, стальной, с башнями академии, возвышающимися, как стражи, следящие за каждым движением. Михаил остановился, глядя на отражение, и вдруг заметил: в толпе за их спинами мелькнула тень – нечёткая, быстрая, но знакомая. Та же угловатая фигура, стоявшая в коридоре. Или другая? Он резко обернулся, но никого не увидел – только студентов, спешащих мимо, и гул их голосов, заглушавший всё остальное.

– Ты чего? – Дима проследил за его взглядом, но в его тоне не было прежнего любопытства, только усталость.

– Ничего, – Михаил покачал головой, но сердце колотилось, как пойманная птица. – Показалось.

Он солгал. Это не показалось. Тень была реальной – или её сделали реальной его мысли, разбуженные письмом. Он сжал кулак в кармане, чувствуя края бумаги, и понял: тревога, растущая в нём, была не просто чувством. Это была правда, проступающая сквозь трещины мира, который он считал своим. Дима забыл их спор. Студенты вокруг забывали лекции, лица, целые дни. И если он не найдёт способ остановить это, то скоро забудет сам.