Доброго дня Вам, Лизанька, светлый ангел мой!

Начатый в Кяхте чайный путь привел меня к окольностям Байкала. Имея по правую руку его воды, я вскорости увидел на берегу монастырские постройки, а при обители село, скрывающее меж своих домов неожиданно приветливую гостиницу. Село называется Посольским – по Посольскому третьеклассному Спасо-Преображенскому монастырю. Необычным именем своим обязана обитель трагедии, случившейся на самом этом берегу.

Еще при Тишайшем Царе в этих местах объявилось посольство под водительством боярского сына Ерофея Заболоцкого, которое следовало в Монголию с тем, дабы принять в русское подданство тамошнего хана Цысана и весь народ его, о каковой милости хан через своего посланника слезно умолял Государя Алексея Михайловича. На лодках, по-здешнему именуемых дощанниками, посольство пристало к этим берегам и здесь ожидало подвод от хана, чтобы далее следовать посуху. Здесь же ночью брацкие люди, сиречь буряты, злодейски умертвили сонных и ограбили. На этом-то мысу и устроен третьеклассный мужской монастырь, прозванный по историческим обстоятельствам Посольским.

Покойной жизни здешним насельникам вести не суждено. Положение обители сделали ее как бы отделением Азиатского департамента9, вратами в Азию. Редко какой караван, делегация или экспедиция минуют его стены. Так что жизнь здесь то замрет, погрузившись в монастырское благочестие, то вдруг возбурлит, оживленная сановниками всевозможных чинов, решающими международные вопросы разной степени важности.

***

Возвратившись от монастыря в гостиницу, я хотел было отдохнуть с дороги, но, услышав с улицы жалостливую песню, исполняемую довольно неряшливым голосом, вышел к исполнителю. Был это невзрачный старик, который, позабыв себя, выводил со слезою балладу о бродяге, устремляющемся через Байкал к дому. Здесь я покажу вам лишь самое начало ее, а балладу целиком, записанную мною, передам Вам по приезде в числе прочих обнаруженных мною сокровищ словесности. Поется она протяжно, непременно ровным голосом, но с приличным обстоятельствам надрывом:

По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащится с сумой на плечах
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачую лодку берет,
Унылую песню заводит,
Про Родину что-то поет…
И далее.

Увлекшись судьбою безымянного бродяги, я потратил остаток дня на то, чтобы обойти как можно более местных Боянов, расспрашивая о действительных событиях, составивших самую суть сюжета. Готовый приступить к рассказу, должен заметить, что в здешних краях едва ли не всяк с удовольствием рад исполнить песню на свой голос, при этом сообщая сюжету интимные жизненные наблюдения и обстоятельства. Очевидно, что в сих краях это воистину chanson à la mode10.

***

Из рассказов, собранных мною, выходит, что есть в Сибири порода людей, прозываемая рысаками, то бишь скитальцев, бежавших с каторжных заводов. Бегут они все больше весною, пробираясь к байкальскому берегу, а там либо крадут лодку у беспечных хозяев, либо находят иной способ перемещения по воде, не брезгуя и случайным бревном.

Утекшие же с каторги зимой так и бегут по льду Байкала все пятьдесят с лишком верст, только что пар вьется вокруг разгоряченного тела. Однако случись какая непогода, рысак вполне может сбиться с верной дороги, заплутать и скоро окоченеть до смерти, не сумев выбраться на другой берег. Истовый ветер, столь обычный на Байкале, таит в себе и иную угрозу – порою он так выкатывает лед на озере, что тот становится гладким, будто зеркало. Подхватит такой ветер человека, увлечет за собою, бросит на лед, и катится его пленник версту за верстой, не имея возможности остановиться. Случается, и закатывает до смерти.