Оправившись и тщательно вымыв руки под водою, какая щедро текла из умывального крана, проложенного (благодаря тому же городскому голове) в контору водопровода, Савелий внимательно оглядел себя в старом зеркале, что прочно, вот уже несколько лет, висело над сим краном, и обнаружил у себя над губою как бы прыщ. Осознание сего несовершенства повергло его в душевное смятение. Ну вот! Не хватало еще, чтобы на встрече с Аннушкой он показался ей в подобном телесном уродстве! Наклонившись к зеркалу и разглядев себя со всем вниманием, Савелий вздохнул с облегчением, ибо это было не досадное проявление его молодости и резвости телес, а всего лишь крошка от той же баранки, какую он успел съесть до того, как уснул за своей конторкою.

Надо сказать, что Глебушкин, проспавши, не опоздал на службу лишь благодаря своей квартирной хозяйке, разбудившей его с всей материнской нежностию. И сумел явиться в контору почти вовремя. Но позавтракать и испить утреннего чаю уже не успел и, потому утянул баранку со стола своего начальствующего лица. Савелию очень повезло, что два других писаря отсутствовали по делам своим семейным, ибо его опоздания на службу на целый десяток минут никто не заметил. Демьян Устиныч сам ещё тогда не прибыл, а сторож, открывший писарю контору, вообще часов не наблюдал, и судя по малость помятой физиономии, сладко спал в своей комнатушке до появления молодого служащего лица, потребовавшего отомкнуть ему двери незамедлительно. Что и было сделано. Надо сказать, что столь вольное обращение начальника с ключами говорило не о безоговорочном доверии его ко сторожу, а лишь о том, что в конторе совершено нечего было красть, кроме перьев, чернил, бумаг и тех же баранок, какие Демьян Устиныч весьма уважал. И осознав однажды такое скромное положение вещей, тот и препоручил сторожу заведовать ключами, возведя его таким образом в должности на ранг выше. Сторож, именуемый скромно Кузьмою, был дальним родственником Демьян Устиныча, прибывшим в город из деревни для получения какой-никакой городской профессии. Но неожиданно открывшаяся в нем любовь к горячительным напиткам и игре в безик, несколько замедлила его карьерные устремления, о коих он, впрочем, похоже, совсем не жалел. Проживая в узкой комнатушке с печкой при конторе, он считал себя абсолютно счастливым человеком. А потому вновь отправился на покой, запустив тихого скромного писаря в помещение и справившись дежурным образом о его здоровье. Вот тогда Глебушкин и умыкнул баранку из связки, высоко висящей над полом, чтобы не достали мыши, соблазнившись ее аппетитным видом. Скинув свой кургузый сюртучок, вымокший под утренним дождём, и аккуратно разместив его на спинке старого рассохшегося стула, Глебушкин дожевал баранку, уложил перед собою листы желтоватой конторской бумаги, откинул крышку чернильницы, окунул туда перо и задумавшись крепко, неожиданно посадил на лист жирную кляксу. Испугавшись своего невольного проступка, он с живостию бывшего гимназиста, какому не раз доводилось получать за такое линейкою по пальцам, скомкал испорченный лист и, оглядываясь на дверь, не идёт ли кто, кинул его в конторскую корзину для бумаг.

В дальнем углу конторы внезапно заскрипела задняя дверь, и Савелий испуганно замер, пригнув голову ко столу. Он страшился привидений до зубовного скрежета. С трудом заставив себя оглянуться, он узрел в помещении, дурно ещё освещенном по случаю дождя и раннего утра, какое-то движение.

Дыхание его прервалось, молодой человек почувствовал, будто по спине прошлась чья-то холодная рука. Волосы зашевелились на его голове. И он начал мысленно набрасывать в уме прощальное письмо, обращенное к любимой Аннет, как он звал девушку, в своём воображении, уже представляя её своей женою. Сейчас он сразится со злой силою, что проникла без препятствий к ним в контору, положит свою молодую жизнь на алтарь победы с тьмою и навеки останется в памяти окрестных людей, своей любимой, а ещё строгого Демьян Устиныча, как герой. Схватив пальцами своими острое перо, чтобы использовать его в борьбе с приближающимся ворогом навроде меча, Савелий распахнул шире глаза, замахнулся уже было, чтобы сразить непонятную нечисть, но совершить ничего путного не успел. Ибо на колени его что-то нахально взгромоздилось, громко урча и постанывая.