– Отлично, мистер, – пользуясь наиболее выгодным положением, первым заговорил предводитель свободолюбивого братства, для пущей убедительности (показывая, что настроен крайне решительно) продолжавший удерживать клинок у горла «папенькиного сыночка», – вы очень наглядно продемонстрировали нам огневую, несокрушимую мощь, но что ты скажешь на случай, если я неожиданно разозлюсь и «отпилю» твоему неразумному отпрыску голову, причем прямо сейчас, у тебя, так сказать, на глазах.
– Тогда тебя, точно, ничто уже не спасет! – ответил ему главнокомандующий в том же самом грубом почине, в каком с ним начал общаться беспощадный разбойник, слишком самоуверенный и невиданно своенравный. – Ты, вообще, кто такой, раз позволяешь вести себя с нами, непобедимой американской армией, подобным, сверх наглым, образом? Мы с террористами переговоров сейчас не ведем – не боишься, что затеянный блеф не сработает?
– Ха-ха! – зловеще ощерился главарь морской бандитской общины, не почувствовавший никакого испуга. – Если бы ты мог, то мы бы – дьявол мне в ядра! – давно уже… кто кормил рыб, а кто болтался на рее! Но, судя по всему, ты, адмирал, предпочитаешь переговоры, а следовательно, решительная атака в твои основные планы не входит. Что же касается моего имени? Тут я отвечу тебе и незатейливо, и на́чисто откровенно: я – Бешеный Фрэнк, гроза Саргассова и Карибских морей.
– Да ты в своем ли, безумец, уме?! – несмотря на подобающий вид, ужасную вонь, не растворявшуюся даже под действием свежести моря, подобное утверждение вызвало у Джеральдина закономерное недоверие и, как следствие, нездоровое возмущение. – Этот пират умер ещё в восемнадцатом веке, а сейчас, слава Богу, давно уже двадцать первый.
– Постой, отец! – вмешался в ведомый спор непутевый отпрыск, судьба которого разыгрывалась сейчас двумя, без сомнения стоившими друг друга, людьми. – Возможно, обстоятельства складываются так неожиданно, что человек этот не так уж неправ – знал бы ты, что нам всем довелось пережить? – ты бы ему, бесспорно, поверил.
– Что твои слова означают? – высший офицер американского флота продолжал выказывать подозрительность, но уже обозначившись многозначительной миной сомнения. – Пожалуйста, объяснись.
– Прошлой ночью, – машинально Джеймс скосил глаза на опасный предмет, находившийся в непосредственной близости к его дрожавшему горлу, как бы призывая его стать негласным свидетелем, – мы попали в сильнейший шторм, больше похожий на убийственный ураган, но совмещенный ещё с ужасным торнадо. Остервенело борясь со стихией, мы стали свидетелям необычайнейшего явления: из черной воронки, уходившей окончанием в самое небо, буквально выпрыгнул деревянный корабль. С него на нашу палубу буквально «посыпались» свирепые и безудержные пираты. Не больше чем за двадцать минут они захватили наш современнейший тримаран, а следующим шагом подчинили себе всю выжившую команду – необъяснимо как? – сумевшую уцелеть в ходе непродолжительной, но очень отчаянной схватки…
– Этого просто не может быть! – разгоряченно закричал адмирал, по вполне объяснимым причинам не веря в несусветную чушь, навеянную мистикой, да разве ещё неуёмным воображением «не похмелённого» сына. – Что ты такое, по сути, городишь?! Ты что, Джеймс, вчера опять пил?!
– И я сам сначала не верил! – особо не церемонясь, неожиданно перебил военачальника кровавый разбойник. – Однако произошедшие события заставляют расценивать все иначе – и как бы там ни было?! – но это случилось. Лишив меня «Кровавой Мэри» – её затянуло в чудовищную пучину, – говоривший преступник злорадно ощерился, – дьявол да, по-видимому, большая удача даровали мне взамен вашу внушительную «посудину», на которой я провозглашаю себя капитаном – нравится тебе, адмирал, либо же нет!