Карпаччо из гребешков с трюфельным винегретом и салат из осьминога с травами стали лёгким, но выразительным началом.

Жан появился не спеша – высокий, сухощавый, в твидовом пиджаке. На лице – лёгкая усталость, в походке – утомлённая уверенность.

Заметив Пьера, он махнул рукой и направился к столику.

– Всё-таки уговорил меня на ужин. Надеюсь, не ради обсуждения коварства твоих агентов?

– Ты меня недооцениваешь. Тема интереснее, – улыбнулся Морель. – Аперитив? Или сразу вино?

– Дай определиться. Думаю, для начала закажу устриц. Поддержишь? Файн де Клер, Царская, и может, Особая Острая Королевская?

– На твой вкус. Шесть штук, не больше.

– Хорошо. Добавлю ещё салат из лобстера с авокадо.

– Отличный выбор. Вино?

– Начну с твоего Шабли. Не возражаешь?

– Наоборот, рад.

Жан снял пиджак, перекинул его на спинку кресла и кивнул официанту.

– Ну, выкладывай. Зачем звал? Не ради же гастрономических фантазий?

Морель откинулся назад, разглаживая на коленях салфетку. Он пытался выглядеть непринуждённо, но в глазах жила тревога.

Пьер знал: Жан знает цену времени, не тратит слова впустую. Поэтому не стал расшаркиваться. Сразу преступил к делу.

– Хотел поговорить о Нилине.

Жан слегка приподнял бровь. – Если это касается моей адвокатской работы – боюсь, информация конфиденциальна.

– Вопрос не юридический. Просто… ты часто с ним общался?

– Очень часто. Один раз, – отозвался с усмешкой Жан, после паузы. – А что нужно?

– Историю. Любую.

– Думаешь, я мастер рассказов? Разве это не твоя профессия? Для чего это тебе?

– Пишу книгу. Его падчерица, Анна Векерле – заказчица. Хочет, чтобы в финале он мученически умер.

Жан хмыкнул, но в глазах мелькнула тень улыбки.

– Оригинальный подход к семейным отношениям.

– Да, но не в этом проблема, – Морель понизил голос. – у меня есть информация, что Нилин – пустышка. Вся биография – как глянцевая обложка: Форбс, офшоры, фонды, улыбка… и пустота. Он номинал. Мне нужен крючок. Я пишу блиц-детектив. Времени в обрез. Мой флажок уже дрожит.

– Пьер, я не следователь, не папарацци. Компромата не держу.

– Да я и не прошу. Так, любая деталь, которая выбивается, за которую можно уцепиться.

Жан задумался.

– Было кое-что.

– Я знал, – оживился Пьер. – Рассказывай.

– У него был перстень. Во время нашей встречи. Старинный перстень – печатка: буквы B. K. и цифра XV. Потёртый, но явно не без значения. Я это зная точно.

– О чем ты?

– Пигмалион.

– Звучит как литературный кружок.

– В Средние века – тайная группа, хранившая секрет элексира бессмертия. Говорят, знания шли от Марии Магдалины, через Орден.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. И, кстати, у него были иезуитские бумаги. Видел мельком.

– Перстень, иезуиты… Что ещё?

– Цветы. Его хобби – селекция роз. Выводил редкие сорта.

– Это как-то связано?

– Понятия не имею. Но ты же писатель. Свяжи сам. Розы и Пигмалион – звучит заманчиво. Красиво.

Пьер задумался.

– Перстень. Архив. Розы.

Он усмехнулся:

– Кажется, у меня появляется не просто сюжет. У меня появляется целый мир.

– Рад помочь, – Жан отставил бокал. – А теперь, если позволишь, я просто выпью и постараюсь забыть, что рассказал тебе всё это.

– Согласен. – Пьер поднял бокал.

– За хорошую историю.

Тонкий звон стекла растворился в шуме ресторана.

Официант неспешно убрал тарелки, где ещё минуту назад царствовали устрицы, оставив только бокалы.

Париж за окнами погружался в ночную суету, но здесь, внутри, царила камерная тишина, полная мягкого света и вина.

Жан смотрел на Мореля с лёгкой улыбкой. Но в его взгляде мелькнуло нечто – сухое, скептическое, цепкое.

– Знаешь, что меня удивляет?

– Просвяти, – Пьер поправил манжет.