Биолог в одно мгновение возвратился в реальность. Штормовые тучи мрачно вертелись над компанией, а внизу, где-то за растворившимися в темноте очаковскими склони и погоревшими деревьями, в волнорезы у порта громко билась солёная вода. Юра повернул голову влево, чтобы посмотреть на храм, и тут же опешил.

Половина собора оказалось обрушенной. Холодный ветер зимних штормов вновь пробежался по разбросанным кирпичам, из-за чего Юре послышался печальный свист сквозняка, бродившего подле ликов святых, напоминающий о уже наверняка погибшем церковном хоре. Преподаватель поднял голову. Когда-то там стояла колокольня, а над ней сиял золотой крест. И чем дольше он смотрел туда, тем больше мрачнел и тем сильнее убеждал себя, что храм подорвали. Подложили у фундамента и вокруг колокольни динамита, или ещё какой взрывчатки, подожгли и подняли в воздух, как сто двадцать лет назад. Но кто?

«Роботы, – предположил Юра. – Снова, гады, искали кого-то».

Почти все проходы в храм оказались заваленными, потому дроиды провели своих пленных внутрь через одну из щелей, образовавшихся вследствие взрыва. У импровизированного порога биолог снова остановился и, убедившись, что на него не обратят внимание, перекрестился.

Их с Петей подвели к иконостасу. Тут пахло ладаном, как в те мирные времена, когда ещё можно было ходить в церковь. И ничем больше. Ни морской ветер, ни гарь не забредает сюда, за стены Свято-Николаевского собора.

Прямоходящий андроид появился за спинами двух маленьких людей, прежде совершенно нелепо бродивший около престола. Юра посмотрел туда, и изумился, что апсид над алтарём всё ещё стоял: из него выпало всего пару кирпичей. Вероятно, от того, что во время взрыва эта часть храма приняла на себя главный удар утратившей опору колокольни.

– What are we waiting? – спросил у робота педагог.

– The Order.

– What kind of order?

– One. Or Zero.

– And what does it mean? – Юра вернулся в роль. – Nobody didn’t prevent me.

– Humans don’t know about Lord.

– Can you explain it?

– No.

Что же, дроид – есть дроид. Но теперь биолог был почти полностью уверен: правит этими железными банками отнюдь не человек, а тот, кто дает обычное указание – бинарное, простое, и смертельное: «Да» или «Нет».

Он ощутил, что пора бы бежать. Бежать и думать, пускать свой мозг в работу сильнее, чем обычно: не в два, не в три, а в сотни порядков. Преподаватель ещё не до конца знал, куда, и туманным оставалось то, от кого – но человеческая сущность, вся, что была в Юре, не говорила, она кричала: «Уходи прочь, или лишишься свободы!»

Биолог осмотрелся, ещё раз на всякий случай проверив, не пришел ли никто на подмогу к сопровождающим железякам. Вероятно, нет – чего стоит убить двух безоружных людей, растерянных и ослабленных, совершенно беспомощных? Но ещё исполненных надежды и веры в своё будущее. Машине неизвестно, что такое вера; неизвестно, что такое свобода. Ей не понять, что правит чувством человека, и какую силу имеет надежда. Но Человек ещё не знал, что, предавшись развлечению, страсти, богатству, лени, он уже утратил всё своё естество. Поэтому Машина может победить.

«Идти к морю нет смысла, тем более, зимой, – между тем размышлял Юра. – Береговая линия, перекрытая военной базой, должна хорошо обороняться, особенно сейчас. Значит, придётся идти в степь. А там…»

О том, что будет дальше, преподаватель решил пока не думать. Главное – спасти себя и мальчика, которые, возможно оказались последними людьми на этой утраченной планете.

Он поднял глаза вверх. Там, где раньше красовалась настенная иконопись, сейчас среди тёмных туч время от времени мерцали яркие звёзды южного украинского неба.