– Хоуп-Отм.

– Почему переехали в Норвегию?

– Как будто это Вам неизвестно.

Джексон улыбнулся.

– И всё же мне бы хотелось услышать Вашу версию.

– По словам брата, эльфы – мои коренные родственники, которые справятся с моей сердечной недостаточностью. Предсмертная стадия. Операция руками человеческих врачей не такая уж и надёжная. Джон уверен, что магия эльфов вылечит меня. Хотя, если честно, я в это не верю. Бабушка думала, что меня спасёт любовь, но в результате именно из-за любви я оказалась одной ногой в могиле.

– Каков диагноз? – уточнил брюнет.

– Дилатационная кардиомиопатия.

Джексон остановился. Его лицо побледнело и, помолчав, эльф медленно дотронулся до моей щеки едва трясущимися кончиками пальцев. Было видно, что он напуган и пытается справиться с эмоциями. Но чего он испугался?

– Ты будешь жить, – резко сказал Джексон, почти прорычав каждое слово. – Обещаю, никто не посмеет причинить тебе боль. Я лично прослежу, чтобы твоё лечение прошло удачно. Я сделаю всё, чтобы ты жила.

Вау! У меня нет слов. Мы с ним знакомы сколько? Семь часов? А он уже разбрасывается обещаниями. Это немного смешно.

– Не советую кидать слова на ветер. Знайте, Джексон, я и Вас доведу до сердечного приступа также, как и Макса, – усмехнулась я.

– Он глупец, – фыркнул эльф. – Я дал слово. И это слово я сдержу.

– Ладно. Раз уж на то пошло, если я все-таки умру, пообещайте, что не закопаете меня в землю, а отправите в крематорий.

– Что?

– Да, знаю, звучит странно, но всё же пообещайте. Прошу Вас.

– Хорошо, Элизабет, обещаю.

В нём столько благородности. Мне очень хотелось поверить ему, но страх очередной боли, словно преграда, не давала покоя. Зачем я доверилась Максимильяну? Ну, зачем? Зачем я вообще выжила после этой трамвайной аварии?

Может, русский писатель Лев Толстой и прав, что равнодушие – это душевная подлость, но, на мой взгляд, имитация сердечного приступа, чтобы расстаться – более подлый поступок со стороны мужчины. Учитывая, что Макс знал о моём недуге. Но теперь равнодушие – самая надёжная защита, непробиваемый щит для моего сердца от всех переживаний и потрясений.

Мы продолжили нашу прогулку. И только сейчас я обратила внимание на небо. Святой Посейдон! Оно усыпано миллиардами звёзд! Какая красота. В Хоуп-Отм такое редко увидишь. В основном тучи с дождями и грозами, вызванные мною.

– Как Вы предпочитаете проводить время? – вдруг спросил эльф.

– Мне нравится гулять. Чаще всего пешком, но иногда на троллейбусе или трамвае. И не важно, какая на улице погода: хоть дождь, хоть снег, хоть град. Но дождь я люблю больше.

– Почему же?

– Знаете, какого это, когда стоишь под дождём и тёплые струи проникают в душу, минуя кожу и одежду. И плевать, что ты промок до ниточки. В такие моменты чувствуется…

Некоторые секунды я не могла подобрать нужное слово, и эльф закончил мою мысль:

– Жизнь.

– Да, именно! Особенно, это чувство усиливается, если стоять в лесу, где никого нет. Есть только ты, шум деревьев и мокрых листьев под ногами. А в душе царит покой и умиротворение. Ради таких моментов я и пытаюсь жить, – призналась я, а эльф задумался и немного погодя ответил:

– В таком случае, я обязательно свожу Вас в дождевой каньон. Уверен, Вам там понравится, и надеюсь, это способствует облегчению Вашей болезни. Ещё какие-нибудь увлечения?

– Рисование по номерам считается?

– Конечно, – улыбнулся он. – Есть незаконченная картина?

– Да. «Ночь на Чёрном море». Копия произведения Ивана Константиновича Айвазовского.

– Я поговорю с Вашим братом, чтобы доставить картину и все необходимые принадлежности сюда. Завтра же всё организуем.