Ф.Г. Головкин, камер-юнкер при дворе Екатерины II, а затем церемониймейстер при дворе Павла I, считал, что на лице Орлова «запечатлелись знаки отчаяния от предсмертного сопротивления Петра III»^>385. По-видимому, он имел в виду шрам на щеке графа Алексея Григорьевича, полученный значительно раньше, в 50-х годах. Аналогичное мнение высказывали и другие современники – наши и иностранцы. Ничего достоверного о событиях в Ропше, судя по всему, они не знали, хотя жили и встречались с основными участниками развернувшейся там драмы. Не имея возможности проникнуть в тайну смерти Петра Федоровича, некоторые представители высшего общества занимались сочинением легенд, иногда правдоподобных, иногда фантастических. Многие из них дошли до наших дней. О «творчестве» Ф.В. Ростопчина уже говорилось. К подобному сорту людей относилась знаменитая «рассказчица» – Н.К. Загряжская.

Но не только современники стихийно или сознательно создавали различные легенды. Возникали они и на страницах трудов, авторы которых не стремились к дешевой сенсационности. Вот, например, фундаментальное, не потерявшее своего значения и теперь исследование Н.К. Шильдера «Император Павел I» (1901). В нем автор описывает две гравюры, выполненные художником Н. Анселином по поводу воцарения Павла I и ему посвященные. Эти любопытнейшие свидетельства эпохи не могли пройти мимо внимания такого историка, как Н.К. Шильдер. Но легенды прошлого оказали влияние на интерпретацию ученым упомянутых гравюр. Относительно первой, называющейся «Эксгумация Петра III 8 декабря 1796 года», историк пишет: на ней «представлена внутренность храма; на возвышении стоит гроб; поднятую гробовую крышку поддерживает с одной стороны монах, с другой – женщина в царском венце (Россия или богиня, олицетворяющая правду); в правой руке у нее скипетр, а в левой светильник, освещающий дивное зрелище: из гроба поднимается до половины Петр III, протягивающий руку императору Павлу. Подле монаха стоит женщина, изображающая правосудие, и держит в одной руке весы, склоняющиеся к Петру III, а в другой – корону над его головой. Павел Петрович, имея в правой руке своей руку отца, оборотился и другою рукою указывает на Петра вельможам, которые выражают радость и одобрение; позади этой группы царедворцев граф А.Г. Орлов-Чесменский в ужасе как бы отстраняется от видения. От гроба сползают змеи. Перед гробом два крестьянина, из коих один на коленях, а другой, распростертый, лежит на полу; эта группа должна, вероятно, изображать признательный и обрадованный зрелищем русский народ…».

Вылезающий из гроба Петр Федорович – это явление потрясающее, если учесть, что от него ничего не осталось; все это больше похоже на издевательство, чем на прославление Павла Петровича. Не все ясно с фигурой Орлова: она совсем не впечатляет своими размерами; по описанию же современников, он имел «высокий рост и нарочитое в плечах дородство», которые всем бросались в глаза. Художник не изобразил и орденских лент, хотя известно, что с лентой ордена Святого Георгия I степени Алексей Григорьевич не расставался даже дома; носил он и Андреевскую ленту. Не видно и характерного шрама на левой щеке. Возникает естественный вопрос: может быть, это и не А.Г. Орлов, а, к примеру, Ф.С. Барятинский?

О гравюре «Встреча Петра III в Елисейских полях с Петром I» Н.К. Шильдер пишет: «Здесь изображены на левой стороне ад: в пещере, за которой клубится пламя, сидят обнявшись Плутон и Прозерпина; внизу парки, Цербер на цепи и три гиены. Харон отчаливает, чтобы ехать назад через Стикс; он привез в ад трех лиц, из которых один лежит распростертым, другой пал на колени, как бы умоляя о продлении жизни, а третий сел и ломает себе руки. Это должны быть граф А. Орлов, князь Барятинский и Пассек; фурии секут их пуками змей…»