– Ба, ба, не уходи, скажи только, вылечится Петр?

– А то как же! Все узнаешь. Спокойной ночи…

За бабушкой закрылась дверь, а я долго не могла уснуть. Мне было жалко и змея, который, с моей точки зрения, в общем-то никому ничего плохого не сделал: подумаешь, в гости прилетал! Так они же все могли подружиться: то змей в Муроме погостит, то князья к нему в гости наведаются – а тут сразу, не разобравшись, – за меч! И Петра было жалко – сделал другим добро, а самому досталось. Бабушка целомудренно опускала в своем рассказе подробности, с какой именно целью супостат наносил свои визиты высокородной замужней даме, а я рассудила обо всем в силу своего юного возраста. Часто, лежа в кровати, я разглядывала потолок. Особенно мое внимание привлекал угол, в котором проступила сырость, очертаниями напоминавшая поверженного змея. Одно крыло у него было выше, и представлялось, что он пытался опереться им обо что-то невидимое, может, воздух, а другое ниже, и какое-то скособоченное – он будто бы на него заваливался. Шея его приходилась как раз на стык стен, она струилась по нему, слегка изгибаясь, и завершалась грозно поднятым гребнем. А хвост, казалось, свивался в кольца и таял в облаках. Иногда я брала в руки зеркало и подносила к самым глазам, чтобы посмотреть на змея. Тогда картинка выходила наоборот: виделось, будто змей только что очнулся и собирается взлететь. Бабушка называла его просто сыростью, которая образовалась из-за того, что где-то подтекает крыша, и грозилась обязательно забелить перед Пасхой. Весной змей с потолка исчез.

«И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Откр. 12, 9).

История змея в буквальном смысле стара как мир. И очень неоднозначна.

«Змей вообще не поддается никакому единому объяснению. Его значение многообразно и разносторонне. Всякие попытки свести весь комплекс змея к чему-то единому… заранее обречены на неудачу», – к такому выводу пришел известный фольклорист В.Я. Пропп (1895—1970) в своем исследовании «Исторические корни волшебной сказки».

Змееподобные существа присутствуют в эпосе разных народов как некие космогонические сущности. В древнейшей мифологической традиции змей символизировал фаллическое, детородное начало. В Книге Книг Библии змей как воплощение нечистого искушает Еву. Примеров великое множество. Но в большинстве из них змей либо напрямую связан с первобытными силами природы, либо выступает существом враждебным человечеству.

В славянской былине о Волхе Всеславиче говорится о том, как некая «княжна Марфа Всеславьевна гуляла по саду и невзначай скочила с камня на лютого змея» и зачала от него сына—богатыря-оборотня Волха, или Волхова. Как отмечал исследователь русского фольклора академик Ф.И. Буслаев (1818—1897), «Волхов был бесоугодный чародей, лют в людях; бесовскими ухищрениями претворялся в различные образы и в лютого зверя крокодила; и залегал в той реке Волхове водный путь, тем, которые ему не поклонялись: одних пожирал, других потоплял». Местное новгородское предание именует Волха сыном Словена. Того самого Словена, от которого будто бы получили свое название славяне, как от Волха – река Волхов. Мифические змееподобные существа частенько ведут свою родословную от сил земли: рек, гор, лесов. В этом ряду стоит и самый раскрученный в сказках змеиный «бренд» – Змей Горыныч.

Кстати, змей-оборотень в большинстве мифов обладал космической сутью, одновременно являясь фаллическим символом, и, соответственно, способствовал появлению у земных женщин потомства, наделенного сверхъестественными качествами – от небывалой силы до неземной красоты. Благодаря этому никто из простых людей одолеть потомков змея не мог, а оттого и все их достоинства, унаследованные от отца, как правило, приписывались в народной традиции отпрыскам княжеского рода. Однако все эти представления об особом, мистическом избранничестве представителей правящей элиты можно рассматривать лишь как наследие язычества.