Я щелкнула селфи. Не для инстаграма. Не для сторис. Не для цифрового архива облачного хранилища. Для памяти. Для метки. «До. Первые три минуты реальности. Вакцина только введена. Реакция – положительная». Файл автоматически сохранился в папке «Сибирь_Начало».

Потом, не раздумывая, сняла второй кроссовок, запихала оба в верхний отсек рюкзака, нащупала там запасные, толстые треккинговые носки (чистые, сухие – выживальщик всегда готов!) и натянула их на босые, покрасневшие от холода и колючек ноги. Грубый меринос мгновенно промок снизу от мокрой травы, но тепло пошло вверх. Ступни 36-го размера, освобожденные, жадно впитывали холод земли, колючки, неровности. Каждая пора, каждое нервное окончание кричали: «Больше! Правды! Ощущений!» Кожа писала свою первую, самую важную главу этого путешествия – не чернилами, а мурашками, царапинами и холодными каплями росы. Я сделала шаг вперед, навстречу узкой, колючей тропе, ведущей вглубь соснового бора, к сердцу «Тайного Улья», к невидимому пока Енисею, к чему-то неведомому и пугающе желанному, что ждало меня там. Шаг – и песок скрипнул под мокрой пяткой, посылая вибрацию в голень, в колено, в самое сердце. Шаг – и острая, как игла, хвоинка кольнула в нежный свод стопы через тонкую ткань носка, оставляя крошечную метку-напоминание.

Этот мир остался где-то там, за десятки километров ухабистой грунтовки, что вьющейся змеей от последней цивилизации – крохотной приенисейской деревушки с именем, как шорох листвы: Шумиха. А "Тайный Улей"? Он был сокрыт глубже.

Как улей диких пчел в дупле старой лиственницы. Затерян в складках предгорий Западных Саян, там, где Енисей, этот сибирский исполин, делает крутой поворот, сжатый темнохвойной тайгой. Сюда не вел навигатор – только смутные указания в письме Агафьи да вера, что старый "УАЗик"-буханка вывезет, куда надо, даже если дороги, по сути, уже нет, только направление – сквозь вековой кедрач, мимо болот-марей, пахнущих вековой прелью, к этой самой дубовой двери, вросшей в мир тишины.

Но здесь, на этой тропе, его уже почти не было слышно. Он тонул в гуле ветра в кронах вековых сосен, в щебетании невидимых птиц (поползень? синица?), в собственном скрипе песка под ногами, в гулком биении крови в висках – новом, живом ритме. Здесь начиналось Другое. Здесь начиналась Я. Настоящая. Босая. Дрожащая от холода и восторга. Готовая к новой главе. К новой прививке реальностью.

Глава 2: Босоногая картография

Тропинка вилась меж сосен-исполинов, словно зеленая змея, уползающая вглубь тайги от массивной дубовой двери «Тайного Улья». Солнце, еще низкое и холодное, пробивалось сквозь черные лапы крон длинными, косыми лучами, в которых плясала пыльца и живая пыль. Воздух, пропитанный ночной влагой, был густым и сладким от запаха сосновой смолы, терпкой прели прошлогодней хвои и чего-то неуловимо дикого – грибной сырости? Следа лося? Или просто дыхания самой земли, не замутненного бензином и бетоном. Под моими промокшими носками земля дышала. Не метафорически – физически. Каждый шаг отзывался в сводах стоп 36-го размера глухим эхом. Там, в глубине, под кожей, бился пульс – мой или земли? Она была живым, пульсирующим существом под тонкой подошвой мериноса. Каждый ее вдох и выдох я чувствовала пятками, подушечками пальцев, сводом. Те самые ступни, что всего час назад были закованы в технологичные тюрьмы «Salomon» с климат-контролем, гелевой амортизацией и датчиком давления, передававшим бессмысленные данные в приложение. Теперь же они, босые, лишь прикрытые мокрым хлопком, составляли карту неизвестного континента. И континент этот был Сибирью – дикой, незнакомой, дышащей подошвами.