В молодости она многое повидала, была даже любимицей знатного человека – благодаря ему сумела подняться до нынешнего положения. Ей, в общем, везло, однако она знала прекрасно, какой след в душе оставляют страх и боль. Хоть она и не выделяла Йири, относилась к нему внешне прохладнее, чем ко многим, ему было позволено едва ли не больше, чем остальным, вместе взятым. Нэннэ хотела побыстрее вылечить мальчишку. И ее не раз ставило в тупик, что он думает иначе, нежели обитатели Алых кварталов. Тут она была бессильна.

На него указала Ялен. Уж какими хитростями эта ящерица добилась своего, Йири было неведомо. Не по его просьбе она делала это, и даже не по его желаниям. Просто рассчитывала на будущую оплату долга маленькая грациозная хищница.

А ему было все равно.

Тонкий, длинноногий, гибкий; еле заметная ломкость движений – единственный недостаток подростка – не столько недостаток, сколько интересное отличие от привычного канона сэ – эттэн, холодноватое, словно запах полынного стебля.

«Может быть».

Нэннэ даже рта не посмела раскрыть, когда ей приказали отдать именно этого. В маленькой комнатке, склонившись к нему, она шептала последние наставления, умоляла не беспокоиться, как надо, держаться – с нее же голову снимут, если мальчишка вновь выкинет фокус вроде недавнего.

«Я не могу отказаться отдать тебя и на сей раз – моя репутация безупречна, и я хочу, чтобы оставалось так. Я никогда не просила воспитанников своих – я была в них уверена. Но ты… может быть, ты – мое наказание…»

Йири слушал, прижав пальцы к губам. Одежда Нэннэ шелестела, и шелестел голос, все еще доброжелательно – властный, но вместе с этим испуганный – испуг пронизывал речь, как прожилки камень. Это было неправильно, тяжело, и он только согласно кивал, желая, чтобы кончилось все поскорее – и знал, что все только начнется.

Ялен ошиблась. Теперь он не смог бы с ней расплатиться…

Его «метка» вновь была сочтена счастливым знаком. Его привезли в окрестности Островка – через мост, в ивовою рощу, где располагалось несколько небольших павильонов. Там он провел три дня. Он не способен был думать ни о чем, чувствовать что-то, – все словно плавало в тумане. Может быть, поэтому он не совершил ни единой ошибки.

Было страшно. Не меньше, чем два предыдущих раза – но он понимал, как его поставили высоко, и, вероятно, поэтому мог справляться с собой. Но от этого было не легче – он знал, что должен ни одним взмахом ресниц не выдать своего состояния. Это был беспричинный страх, острый, как боль от резаной раны – но все уже было решено. Конечно, если бы он сейчас сказал «нет», его бы не взяли ТУДА… вероятно, и наказание было бы весьма серьезным. Но он уже не умел кому-то противоречить.

А потом он, одетый в светло-лиловое, ехал в закрытых носилках с темно – синими и золотыми птицами на занавеске. Ехал, крепко сжав пальцы – они начинали дрожать. Йири казалось, что его дрожь чувствуют носильщики. Страшнее этого беспричинного страха была мысль о том, что он не сдержится, не сумеет скрыть то, что с ним происходит. Он беззвучно шептал забавные песенки, слышанные в Алом Квартале, и прекращал тогда, когда понимал – еще миг, и звук вырвется криком. Он не мог прикусить губу – остался бы след. Нельзя.

Он вышел из носилок в маленьком дворике, обнесенном высокой белой стеной, украшенной каменными узорами. Было начало осени, но пышные кусты с острыми серовато-зелеными листьями казались по-весеннему свежими. Цветы по сторонам дорожки походили на бледно-лиловые астры, небольшие, с холодным и сильным ароматом.

Со стороны его движения казались безупречными. Спутники Йири не говорили с ним – он понимал все по направлению взглядов и кивкам головы.